Зато горшком возмутились соседи на боковушке справа. Там ехали двое — парень и девушка. Они расположились на своих местах с таким видом, как будто это было комфортабельное отдельное купе. Игнорируя окружающих, они вели нарочито интимные разговоры. Девушка кокетничала, громко смеялась. Она всё время шебуршилась, ни минуты не сидела на месте, перекладывала вещи в сумке, искала что-то в косметичке, разворачивала и снова упаковывала в полиэтиленовые пакеты еду. Она раза три успела сделать макияж, стереть его и снова повторить. И всё время расчёсывала длинные крашенные в черный с синевой волосы.
Самым ужасным было то, что при коррекции макияжа девушка пользовалась сильно пахнущим молочком для лица. Ещё она протирала себя лосьоном — лицо, шею, под мышками, даже в босоножки наливала этот лосьон. Девушка была одета в топ салатного цвета и обтягивающие шорты. Её парень выглядел гораздо скромнее. Вначале он оставался в сером спортивном костюме, потом разделся до майки и лёгких шортов, больше похожих на семейные трусы. Этот парень терпеливо сносил все тяготы путешествия со своей подружкой. Она его трогала и теребила, высказывала недовольство, пыталась выяснять отношения, расспрашивала что-то о его прошлых увлечениях, особенно интересуясь с кем он ездил на юг до неё. Но парень только улыбался и отмалчивался. Было заметно, что девушка ему очень нравится, он тоже трогал её, за руки, за бёдра, поправлял её длинные волосы. Его совершенно не занимало, что она говорит — главное, он мог получить доступ к её телу. Скорее всего, именно это и связывало их.
Нина таких отношений не понимала, она презирала животные инстинкты. И эти двое, парень и девушка, они в глазах Нины были похожи на двух обезьянок в клетке, привычных к вниманию публики и спокойно у всех на виду выискивающих в шерсти друг друга блошек. Особенно похоже на это стало, когда девушка попросила парня убрать разделяющий их столик вниз, сбросила босоножки и забралась на образованную сплошную скамью с ногами, так же устроился и парень, они сели лицом к лицу, обхватили друг друга ногами. Девушка порылась в косметичке, вооружилась щипчиками для ногтей, влажной гигиенической салфеткой с запахом сирени и стала чистить парню ногти, протирать их салфеткой. Она делала ему маникюр, хихикала, приговаривала что-то, щипчики громко щелкали.
Это выглядело неприлично, отвратительно, но все молчали. От жары и так некуда было деться, а ехать предстояло ещё много часов и сил на разборки уже не хватало. Люди считали время до прибытия к своим станциям. Только и слышалось: «ехать нам осталось…».
Поезд шел и шел по узкому перешейку от Азовского моря к Чёрному. Полей за окном уже не было — теперь по обе стороны тянулись лиманы. Ветер задувал в окна терпкий запах солончаков. До Феодосии оставалось несколько часов, поддавшись общему настроению Нина мысленно прикинула сколько: поезд опаздывал минут на сорок, значит ехать ей всего три часа двадцать минут. А что потом?
Она безучастно смотрела в окно. Совсем не так представлялась ей эта поездка. Не такой! Всю долгую зиму Нина мечтала о дороге, о нескольких сутках в поезде, но вместе с Сергеем! Она именно это видела во сне — они с Сергеем в купе…
Зимой они строили планы о летнем отдыхе, прокладывали по картам маршрут, смотрели в Интернете фото и рекламные сайты гостиниц и южных здравниц. Сергей предлагал купить путёвку, но Нина не хотела привязывать себя к какому-то определённому месту. Ей хотелось увидеть и море, и горы, и может быть, тот берег, на котором вырос отец. Напрасно Сергей уговаривал её, расписывая пляжи Анталии и Полы — Нина стремилась к своей мечте и, наверно, к своему забытому детству.
Из-за чего же всё рухнуло? Нина не помнила. Самое глупое, абсурдное, дикое, что она НЕ ПОМ-НИ-ЛА! Тех слов, той мелкой ссоры, с которой всё началось. Вспоминала, вспоминала… всю ужасную дорогу в плацкартном вагоне вспоминала, и — ничего. Она помнила только, что это вышло сразу после того, как подали заявление в ЗАГС. Может, спорили из-за свадьбы — Нина не очень хотела отмечать её в ресторане, а Сергей не соглашался позвать меньше гостей, так ему надо было для работы, чтобы никого из «нужных» людей не обидеть. Дома все не поместились бы, а на даче — не престижно.
Или они спорили из-за поездки? Да, наверно из-за поездки… Нина так и не смогла восстановить в памяти первую их ссору, зато о последней вспомнила, уже подъезжая к Феодосии. Последней каплей в чаше их ссор оказались билеты на поезд, вернее их отсутствие. На самолёте Нина и Сергей не летали по обоюдному молчаливому соглашению — оба боялись авиакатастрофы. Они не признавались в этом и никогда не обсуждали, но молча исключали возможность перелёта всегда, когда его можно было заменить поездом. Ездил и изредка летал только Сергей — Нина оставалась дома. Для неё эта поездка должна была стать их первой совместной. Почему всё вышло так неладно?
Сергей до последнего надеялся уговорить Нину ехать за границу и потому о билетах не позаботился, ко дню отъезда достать можно было только плацкартный вагон. Сергей наотрез отказался ехать в плацкарте, он упирался, доказывал, что дорога отравит им всё впечатление о путешествии. «После полутора суток плацкарта ты не захочешь никакого юга», — доказывал он.
Теперь Нина согласилась бы с ним без спора, но тогда — нет. Ей казалось, что Сергей нарочно, назло спорит, потому что вообще не хочет ехать. Она усиленно убеждала себя в этом, пестовала свою обиду, подкармливала её всё новыми фактами равнодушия и упрямства Сергея. Ей хотелось сделать ему наперекор и кончилось тем, что Нина уехала одна. Куда? Зачем? Она понятия не имела. Без Сергея эта поездка потеряла для неё всякий смысл.
В Питере, на вокзале, она до последнего ждала, что Сергей всё-таки придёт, ведь в её сумочке лежали два билета…
Она медленно-медленно шла по мокрой от дождя платформе к своему вагону. Напряженно прислушивалась, среди общего гомона отъезжающих-провожающих стараясь выделить знакомый голос, который окликнет её. «Нина!»
Ей казалось, что вот ещё пара секунд, и Сергей догонит её, обнимет за плечи, развернёт к себе, шепнет на ухо что она упрямица и дура, и что он её всё-таки любит…
Проводник у вагона вопросительно посмотрел на Нину, когда она подала ему два билета. Она ничего не стала объяснять.
Поезд тронулся. Верхняя полка в плацкартном купе над местом Нины так и осталась пустой. Мобильник её молчал. Сергей не пришел, он даже не позвонил.
Глава 2. Роман
Роман закончил уборку туалетов и душей, выставил швабры, щётки в кладовку, на заднем дворе развесил на колышках на солнцепёке половые тряпки и только тогда стянул с рук резиновые перчатки. От сырого латекса подушечки пальцев сморщились и побелели. На обратной дороге Роман открыл двери всех пяти трёх душевых кабин, чтобы проветривались. Он прошел по вымощенной плиткой садовой дорожке, отмечая, что надо поправить. Вот опять несколько мелких частей плитки вывалились со своих мест, образовались выбоины. Придётся весь участок от душей до сада уложить заново. Ещё подвязать лозы, убрать с дорожки алычу, которая нападала с дерева. И не забыть наполнить бак водой.
Роман хотел скорее снять комбинезон и резиновые сапоги, чтобы его в такой одежде не видели отдыхающие, он стеснялся своих обязанностей уборщика. Хотя народу в этом сезоне было ещё совсем мало, всего две комнаты удалось сдать, но Роман, как обычно, выходил на уборку ещё затемно и к раннему утру уже заканчивал её.
Надеясь пройти в свою комнату незаметно, Роман выбрал путь через кухню, но задел вымытые накануне и перевёрнутые вверх дном для просушки кастрюли. Одна с грохотом и звоном упала на каменный пол, у соседей залаяла собака. Из комнаты родителей послышался голос матери.