Одно можно сказать наверняка. К тому времени, как он войдет в меня и уйдет, чтобы меня больше никогда не увидеть, я буду хромать, моя спина будет неровной, мои внутренности перестроятся. Будет ли это от удовольствия или боли, будет полностью зависеть от того, насколько он искусен в искусстве траха.
Даже Рэйвен, зрачки которой расширились, уши навострились, не может не пялиться на него.
Мое внимание переключается на обнаженного мужчину, стоящего в моей гостиной. Мой рот наполняется слюной от его легкой эрекции. Если окажется, что он плох в сексе, это прекрасно. Я получу свою дозу другим способом: орально. Его член идеально подходит для приятного, слюнявого минета, и ничто так не возбуждает меня, как наблюдать за тем, как кто-то кончает в мой рот.
Мое воображение разыгрывается, моя киска пульсирует от восторга при одной только перспективе возбудить его и проглотить целиком.
Тишина, повисшая в комнате, затягивается, воздух между нами накаляется. Он снимает напряжение гортанным голосом:
— Нравится то, что ты видишь?
Парень-курильщик делает движение в сторону своего тела одним элегантным взмахом руки, другая покоится на бедре, его поза открытая, как будто в нем нет ни капли скромности, как будто он воспитал в себе такую черту, гордясь созданным им шедевром. Я приподнимаю одну бровь. Его ухмылка становится шире.
— Определенно. — Я расстегиваю свои шорты, дергая за молнию, чтобы обнажить прозрачное кружево моих трусиков. Я никогда не была терпеливой, и у меня нет планов начинать практиковать это сейчас.
— Теперь твоя очередь наслаждаться тем, что ты видишь.
— Это будет лучше, чем это? — отвечает он с ворчанием, внимательно разглядывая каждое мое движение. Он крадется через мою гостиную, пока я снимаю трусики и лифчик. В отличие от него, я аккуратно складываю свою одежду у своих ног. Рэйвен мяукает, ругая мою неразборчивость в связях, и с отвращением уходит.
Ханжа.
Я засовываю большой палец под тонкий материал своих стринг, задерживаясь достаточно долго, чтобы он выжидающе облизнул губы.
— Ты хочешь снять это, или это должна сделать я? — Я позирую. Он стоит передо мной, оставляя достаточно места, чтобы моя кожа горела.
— Зависит от того, — бормочет он, протягивая руку, чтобы провести костяшками пальцев ниже моего пупка, — привязана ли ты к ним?
— Не особенно.
Это все, что ему нужно, чтобы сорвать их. После этого мы сталкиваемся друг с другом. Кожа к коже, каждый дюйм меня, тронутый его теплом. Мои руки находят опору на его дерзкой заднице, прижимая его еще сильнее ко мне, толстый член прижимается к моему животу. Моя киска напрягается от трепета нашей физической близости.
Как мы добрались до кровати, я никогда не узнаю. Все, что я знаю, это то, что в ту секунду, когда наша обнаженная плоть соприкасается, происходит своего рода взрыв.
Поцелуи, отличаются от прежних. Когда мы целовались на вечеринке, это была игра в соблазнение, демонстрация того, что мы можем предложить, поцелуи, призванные соблазнить.
Но сейчас речь идет о том, чтобы поглощать, подавлять себя друг в друге, оттачивать наши чувства так, чтобы все остальное в мире отпало.