Ане стало нестерпимо стыдно: действительно, какого черта она вырядилась, обвесилась бриллиантами, словно напоказ, не соображала, куда ехала, с какими людьми столкнется. Какой расфуфыренной пустышкой она, должно быть, выглядит. В полнейшем расстройстве чувств Аня осушила рюмку и обратила страдальческое лицо к Матвею. Он стоял у нее за спиной, засунув руки в карманы, и глядел в пол, как будто обдумывал все сказанное. Татьяна, безуспешно стараясь привлечь его внимание, нервозно вертелась на жалобно скрипевшем под ней стуле. Семен Павлович вежливо подставил ухо словоохотливой Зинаиде, но определенно ее не слушал — сочувственно и ободряюще смотрел на Аню.
— Возможно, дело вовсе не в материальном положении, — нашла в себе силы возразить Анна, как бы подстегнутая безмолвной поддержкой отца. — Твоя мама, Матвей…она не выдержала, потому что папу любила по-настоящему, не в пример нам, прагматичным московским дамочкам…Вот вы все время толкуете о красоте полетов, о призвании, о романтической стороне летной профессии, толпы поклонников и поклонниц с восторгом наблюдают выступления пилотажных групп под музыкальное сопровождение на различных авиашоу…мне кажется, вы начисто забыли, что летаете на боевых машинах, ведь это смертоносное оружие, фронтовые истребители, или я чего-то не понимаю?
— Анечка, фигуры высшего пилотажа не что иное как элементы маневренного воздушного боя, — с живостью возразил Матвей. Он придвинул стул и сел рядом с Аней, окончательно забросив Татьяну. — А групповой пилотаж сам по себе очень сложен и демонстрирует степень подготовленности российских летчиков на устрашение всем врагам.
— Вот-вот, о чем и речь, — моментально воспламенилась Аня. — Что если завтра война, очередной конфликт? Вы, Наденька, обречены на мучительные часы ожидания, на бессонные ночи, у вас полжизни уйдет, пока Валерий будет воевать. Извините за мрачную перспективу, но, как ни крути, ваш муж военный летчик, офицер, и в случае войны будет исполнять свой воинский долг. Разве я не права, Матвей?
— Анечка, красота и ум соединились в тебе необыкновенно, — обаятельно улыбнулся Матвей. Осталось неясным, серьезен он или всего лишь ввернул комплимент.
— И ты будешь воевать? — упавшим голосом спросила Аня. Она еще раньше заметила, что его лицо чем-то необъяснимо ее привораживало — раз взглянув, трудно было оторваться.
— Конечно, чем я хуже Валеры? — Матвей солидарно подмигнул Богданову.
— Не хуже, не хуже, Анечка, — великодушно поддержал Богданов, — поверьте бывалому ястребу, я с самого начала знал, что будет толк, как только парень встал на крыло. Прирожденный летчик-истребитель, влётанность отличная, вот еще осилит проходы на сверхмалой скорости и, пожалуй, меня догонит.
Вы, Анна, за Матвея не тревожьтесь, и Надежду не стращайте, женка моя не из пугливых: довелось ей из походов меня дожидаться, не без этого. И Матвей в случае чего не пропадет. Тертый калач и пилот классный, из разных передряг выбирался.
Вот, к примеру, в мае позапрошлого года, если не совру, борт на брюхо посадил без шасси на грунтовку.
— Как так?! — ужаснулась Аня.
— Правая стойка не вышла. Все попытки выпуска ничего не дали. Пришлось садиться без шасси. В аккурат триста метров протянул с ветерком на брюхе. Обошлось. Но фонарь техники вскрывали.
— Фонарь???
— Гм…Остекление кабины, крышка… откуда я знаю…Фонарь, одним словом.
— Ага, конечно, фонарь, что тут непонятного? — Аня в помрачении ума выпила еще рюмку.
— А то вот еще было дело, — не унимался Богданов, — полетели в зону на двух спарках…
— Стоп, стоп! — перебила Аня. — Не так быстро, господа офицеры. «Спарка», надо полагать, самолет?
— Учебно-боевой с двумя кабинами, — нетерпеливо отмахнулся рассказчик.
— Ой, а можно я буду записывать, а то запутаюсь в вашей терминологии…
— Валера, кончай прикалываться, девушке голову заморочил…