– Что ты от неё хочешь? В её годы мы тоже возвращались поздно. Жить без любви так скучно.

– Любовь! – фыркнула Эмилия. – Знаем мы эту любовь на пляже. Это просто бесстыдство, и всё. Любовь – это как у нас с Урбано. Он – единственный, кого я любила. Стоило мне его увидеть, как я сказала себе: «Вот он!» И я не успокоилась до тех пор, пока мы не пошли к алтарю. А они готовы на всё без благословения. Смотри – ещё одна крадётся домой. Бедный Алваренга, вот что значит, когда дети растут в неполной семье. Это очень плохо для детей, когда нет отца, а уж тем более матери.

Эрме хотела сказать, что гораздо хуже, когда у семейной пары нет детей, как у Эмилии с Урбано, но прикусила язык. Ей тоже приходилось пользоваться телефоном Эмилии, так что не стоило дразнить гусыню.

…Мерседес обрадовалась, услышав, что в ванной льётся вода. Мать принимала душ, и можно было тихонько проскользнуть в спальню и притвориться спящей.

Но номер не удался. И хотя Мерседес бесшумно прикрыла дверь и на цыпочках прошла по коридору, у Женуины было просто звериное чутьё. Она вошла в спальню в халате, на голове тюрбан из полотенца. Мерседес подумала, что вот такая, с разгорячённым, розовым после душа лицом, мать выглядит совсем, нестарой, и даже привлекательной женщиной.

– Мамуленька, ты знаешь, – заныла Мерседес, но Женуина её перебила.

– Я не желаю слушать никаких оправданий! Ты болталась по улицам, потому что боялась вернуться домой. И тебе было чего бояться. Ты ведь нагло сбежала, просто удрала, довольная тем, что тебя выгнали с работы. Ты – бездушная дрянь! Как ты только могла так поступить со мной?! Ты ведь знаешь, что ради спасения твоей чести мне пришлось отказаться от мечты всей моей жизни. Я так хотела выкупить мой магазин! Мне даже в страшных снах не снилось, что мою дочь назовут воровкой.

– Мама, как ты можешь так говорить?

– А как? А кто ты? Ты думаешь только о развлечениях и ради них готова пойти на любую подлость. Почему ты не думаешь о матери, которая работает как лошадь, чтоб дать тебе образование? Но учёба не пошла тебе впрок.

– Мама, возьми свои слова обратно, я не воровка.

– А разве побрякушки, которые ты взяла, были твои? Назови себя по-другому. Придумай другое слово для своего поступка.

– Мама, не заводись…

– Я завожусь? Да тебя надо отхлестать по щекам, а я читаю нотации. Ты подумала о том, каково мне было сегодня в лавке Баррозо? Ты подумала о том, что я, как нищая, взяла чек, чтобы выкупить магазин?

– Большое дело! Ты заработала эти деньги. Ты ведь целый день таскалась по городу, отыскивая офис этого щедрого сеньора. За такие услуги надо платить, он это понимает, а ты – нет.

– Вот-вот, в этих словах ты вся. Никакого понятия о благородстве, о долге. Ты с детства страдала манией величия. Тебя ничто не интересовало, кроме денег. Тебе всё время хотелось жить не хуже других.

– А что в этом плохого?

– А то, – Женуина уже кричала на весь дом, – а то, что мне пришлось расстаться с мечтой, спасая тебя от перспективы видеть небо в клетку. Тебе придётся, как следует поработать, Мерседес, чтобы я могла расплатиться по векселю сеньора Баррозо. Если понадобится, я отправлю тебя подметать мостовую, потому что ты так воображаешь о себе…

Когда речь заходила о мостовой, Мерседес знала, буря миновала и можно взять слово и ей.

– Мама, помолчи немного, мне нужно рассказать тебе что-то очень важное.

– Выкладывай всё сразу! Только не ври как обычно. Не вешай мне лапшу на уши.