– Давайте вместе рассмотрим свидетельские показания. У миссис Савалас заболели растения, и ей захотелось им помочь. Она направилась к мистеру Ментакису, специалисту по растениям, который посоветовал ей купить сурьму. Она последовала его совету. Вы что, можете назвать это убийством? Я, к примеру, не могу, И еще есть показания экономки, заявившей, что миссис Савалас отпустила всю прислугу, чтобы устроить праздничный ужин своему мужу. Если хотите, мне кажется, что сама экономка была наполовину влюблена в мистера Саваласа. Вы не станете двадцать пять лет работать на одного человека, если не испытываете к нему глубоких чувств. А Анастасию Савалас она не любила. И вы могли это понять по ее тону. – Чотас слегка закашлялся и прочистил горло. – Так давайте предположим, что глубоко в душе обвиняемая любила своего мужа и отчаянно пыталась спасти их брак. А как женщина может показать мужчине, что она его любит? Ну, я полагаю, один из основных способов – что-нибудь ему приготовить. Разве это не проявление любви? Я лично думаю, что да. – Он повернулся и снова взглянул на бутылочку. – А другой способ – заботится о нем, когда он здоров, и когда он болен.

Часы на стене показывали без одной минуты двенадцать.

– Дамы и господа, я попросил вас в начале процесса взглянуть в лицо обвиняемой. Вы убедитесь, что женщина с таким лицом и такими глазами убить не может.

Питер Демонидес наблюдал за членами жюри, уставившимися на обвиняемую. Никогда ранее не приходилось ему наблюдать такой открытой враждебности. Жюри было явно на его стороне.

– Закон совершенно ясен, дамы и господа. Как вам пояснят наши уважаемые судьи, вы можете вынести обвинительный приговор, если только у вас нет ни малейшего сомнения в том, что обвиняемая виновна. Ни малейшего. Здесь Наполеон Чотас снова закашлялся, достал из кармана платок и прикрыл им рот. Затем подошел к столу, на котором стояла бутылка с микстурой.

– Если разобраться, обвинитель, по существу, так ничего и не доказал, верно? Кроме того, что вот эту бутылку миссис Савалас дала своему мужу. По правде говоря, никакого дела у обвинения нет.

В конце фразы он снова закашлялся. Бессознательно он протянул руку к бутылке, отвинтил колпачок, поднял бутылку к губам и сделал большой глоток. Все смотрели как завороженные, в зале послышались возгласы ужаса. Еще секунда, и в зале поднялся дикий гвалт.

Главный судья сказал с беспокойством:

– Мистер Чотас!…

Наполеон Чотас отпил еще глоток.

– Ваша честь, дело, состряпанное обвинителем, – насмешка над справедливостью. Джордж Савалас умер не от руки женщины. Защита отдает дело в ваши руки.

Часы пробили полдень. Судебный пристав быстро подошел к главному судье и что-то прошептал.

Главный судья ударил молотком:

– Требую соблюдать порядок! Объявляется перерыв. Пусть жюри удалится и попытается вынести приговор. Судебное заседание возобновится в два часа.

Пораженный Демонидес не мог сдвинуться с места. Кто-то подменил бутылку! Но нет, это немыслимо. Вещественные доказательства бдительно охранялись. Неужели патологоанатом так ошибся? Демонидес повернулся к своему помощнику. Когда же он попытался найти Чотаса, то обнаружил, что тот исчез.

В два часа судебное заседание возобновилось и члены жюри не спеша заняли свои места. Наполеона Чотаса в зале не было.

«Сукин сын умер», – подумал Питер Демонидес.

Он не успел еще додумать эту мысль, как в зал вошел Наполеон Чотас, целый и невредимый. Все присутствующие в зале провожали его глазами, пока он шел к своему месту.

Главный судья сказал:

– Дамы и господа, члены жюри, каков будет ваш приговор?