— Начало в восемь, — сказал капитан Седых. — Давай помоги правому соседу восстановить оборону. Это ведь и в наших интересах, понял? Желаю удачи.

О начале огневой подготовки я сообщил находившемуся рядом командиру артиллерийского дивизиона.

— В восемь, значит, — нахмурился Жданеев. — Темновато еще будет, трудно пристреливаться. Но попробую, может, что и получится. Да и погодка сегодня не из лучших: снег, метель. — Повторил: — Попробую.

Уточнены задачи младшему лейтенанту Акатьеву, командирам резервного взвода и охраны танков. И все же глодало сердце сомнение: мало еще опыта у Акатьева, справится ли? Решил: возглавлю атаку его роты и резерва сам.

Состоялся разговор и с командирами 2-й и 3-й рот. Их задача заключалась в том, чтобы отражать атаки гитлеровцев с фронта, не дать им прорвать оборону батальона в тот момент, когда наше основное внимание будет обращено на правый фланг, на соседа.

За старшим лейтенантом Ковалевым пришлось посылать связного. Он явился через несколько минут, сказал удрученно:

— Остался один танк, комбат, понимаешь? Вернее, два, но тот, который у шоссе, снять не могу, боюсь рисковать. А одна тридцатьчетверка вчера под вечер получила повреждение ходовой части. Болванкой выбило торсион и разорвало гусеницу. Сейчас там ремонтники возятся. Глядишь, к началу событий и поставят в строй.

— Хорошо бы, — сказал я. — Поддержать стрелков огнем из двух танков великое дело. У меня ведь в первой роте почти не осталось пулеметов. А с винтовкой много ли навоюешь? Так что ты уж поторопи ремонтников, пусть поспешат…

— Они молодцы: работают как звери. Ведь тоже понимают. Ну, я пошел. Ковалев поправил на голове танкошлем. Еще раз уточнил: — Значит, в восемь? Добро!

На востоке медленно, будто нехотя, занимался рассвет. Тяжелые снежные облака продолжали низко ползти с запада на восток. Мела усиливавшаяся с каждой минутой поземка. Пора было идти в 1-ю роту, еще раз уточнить задачу, подбодрить нового ротного.

Акатьева мы с комиссаром застали в окружении бойцов. Небольшого роста, коренастый, он стоял среди них и что-то громко рассказывал, жестикулируя.

Когда мы приблизились, младший лейтенант Акатьев скомандовал "Смирно!" и четко отрапортовал. Вид у него был какой-то воинственный. На лице и в глазах не видно и тени растерянности. Это меня обрадовало. "Молодец, подумал я. — Старается перед боем поднять настроение у подчиненных. Что ж, пусть сам и ведет их в атаку".

Час от часу все больше светлело. Сквозь метель уже стало хотя и туманно, но все же просматриваться вчерашнее поле боя, испещренное разрывами снарядов и мин, с деревьями, у которых были сбиты верхушки. Я еще раз уточнил командиру роты замысел предстоящего боя, задачу его подразделений и соседей, рассказал Акатьеву и о действиях 51-го полка.

Пока мы с младшим лейтенантом работали на местности, комиссар побеседовал с личным составом. За вчерашний день он здесь со многими перезнакомился, и сегодня у него шел с бойцами просто дружеский разговор. Иван Иванович давал им напутствие, напоминая, что в атаке нужно как можно больше стрелять из стрелкового оружия, поражать в первую очередь пулеметы противника. "Сегодня, — сказал он в заключение, — мы должны восстановить передний край обороны у правого соседа и надолго отбить у фашистов охоту совать свой нос к нам".

На наблюдательный пункт мы вернулись в семь часов сорок минут. Командиры артиллерийского дивизиона и минометной роты доложили, что к артподготовке у них все готово.

В этот момент слева в траншее послышался окрик:

— Стой, кто идет?!

— Свои! — узнал я голос бывшего нашего комбата, а ныне командира 51-го полка, Д. Ф. Клетнова.

— Сюда, товарищ капитан, — позвал я его. Клетнов, а с ним еще человек восемь сопровождающих подошли к нам.

— Не успел уйти из батальона, как уже забыли своего комбата, скрипучим голосом сказал Клетнов, протягивая мне руку.