— Поспешишь, как говорится… — усмехнулся Самохин.

— Вот-вот, тарщ полковник.

Самохин дошёл до последней боевой машины пехоты и, несмотря на сумерки, ахнул — на него смотрела самая навороченная модель БМП-2. Внезапно в её чреве кто-то завозился, и на воздух вылезла дочь.

— Фу, мля… какой тут воздух чистый и какой там затхлый… О! Папанька нарисовался! — обрадовалась она. — Пап, гля, какую технику оторвали! Тут лузеры одни приходили, пытались отжать, так мне пришлось использовать родственные связи.

— Я так понял, это ты про взрослый экипаж? — усмехнулся он.

— Угу. Захапали, понимаешь, первую машину, а дальше ума посмотреть не хватило. А уж когда Михась начал её протирать снаружи, решили махнуть не глядя.

— А ты?

— А что я? Сказала, что кто первый, того и тапки. А кому не нравится или званием напирает, так у меня папа сами знаете кто.

— Бессовестная, — мотнул он головой.

— Наоборот! Самая хозяйственная! Правда, Михась? — наклонилась она внутрь башенки.

— А то! Или тарщ полковник хочет, чтобы мы на абы чём сражались?

— Не будете вы сражаться, — покрутил головой Самохин.

— Да ща-аз, тарщ полковник! — вызверилась дочь. — И на хрена мы тогда сюда летели и ехали? Шо б було?

— В резерве будете! — вскипел отец. — И это приказ, товарищ старшина!

— То есть вы, тарщ полковник, решили отменить своё обещание?

— Какое обещание? — не понял он.

— Не зажимать юнармейские экипажи.

— Знаешь, что? — сердито засопел отец.

— Ну, раз так, значит и мы с Михасём отказываемся от данного тебе слова, ПАПА!

— Ты о чём?