8

Однажды Таня в приемной барона встретила сутуловатого мужчину с круглым веснушчатым лицом. Тот удивленно посмотрел на нее, слащаво улыбнулся и поклонился как-то особенно, будто говоря: “А мы с вами уже знакомы”. Таня, конечно, вспомнила, что это — Тимофей Гордиенко, которого она видела в Киеве в штабе фон Траута, но прошла мимо, не ответив на поклон, как будто и не заметила. “Какой противный тип, — подумала она, — наверняка провокатор. Интересно, за кого он принимает меня? Впрочем, это не имеет большого значения”. Она решила, что очень важно установить, что он делает у немцев. Таня стала припоминать, сколько раз видела его тогда в Киеве, в какое время приходил он в штаб, с кем встречался. Удивительно, как это мог жить такой человек среди советских людей? Как его не распознали? Вообще до войны, собственно даже до поступления в разведку, ей казалось, что в нашей стране нет плохих людей, а все хорошие, что нет и врагов. И была она тогда такой счастливой! Конечно, случались у нее огорчения — в школе, дома иногда, но что это за огорчения, когда ей восемнадцать–двадцать лет, когда мальчики крутятся вокруг нее, а сердце ее и без того пело, она цвела. А какие заманчивые, радужные дали были на ее жизненном пути!

“Неужели до войны все наши советские люди были такими беспечными, как и я? — думала Таня. — А если внимательно присмотреться к человеку, к его жизни, его поступкам, ведь можно все-таки заметить лживость? Но нельзя же не доверять каждому? Нет, тут должен быть инстинкт, не только разум. Бдительность — вот великолепное качество, каким должен обладать каждый советский человек”.

Раздумывая о предателе, Таня не заметила, как к ней подошел неожиданно появившийся в приемной капитан Шмолл.

— Добрый день! — сказал он Тане, не обращая внимания на Гордиенко.

— Добрый день, — ответила Таня и подумала: “Что ему нужно?” Она пошла из приемной в свою рабочую комнату. Капитан последовал за ней.

— Вы ко мне? — спросила Таня, хотя ясно было, что он пришел к ней, но спросила потому, что ей противно было смотреть на этого гестаповца; она хотела скорее выяснить, для чего он явился сюда, и отделаться от него.

— Да, к вам, — ответил капитан, многозначительно и нахально посматривая на девушку.

— Прошу садиться, — пригласила Таня официальным тоном.

Шмолл сел, достал из кармана расческу, причесал волосы, закурил сигару. Таня знала этого капитана, знала, что он вел проверку ее “благонадежности” и нашел ей “дядю” Шлемера. Она несколько раз встречалась с гестаповцем в комендатуре и в штабе, но не обращала на него внимания. “А зря не интересовалась им, — подумала она. — Это не просто мерзавец, но, должно быть, коварный враг”. Таня стояла напротив капитана, их разделял стол.

— Я слушаю, — сказала она.

— Не надо спешить, прелестная фрейлен Берта. Сядьте, поговорим, время у нас есть.

— Я не давала вам повода говорить мне комплименты. Я не нуждаюсь в них и прошу, господин капитан, называть меня…

— Как же называть вас? — перебил Шмолл. — Я знаю, что вы племянница и наследница барона Шлемера, но это не запрещает мне говорить вам любезности Тем более, что немецкому офицеру многое позволено.

С этими словами он обошел стол и положил руку ей на плечо. Таня вздрогнула и резким движением сбросила его руку.

— Не кажется ли вам, капитан, что вы слишком развязно ведете себя? Если вы этого не понимаете, я найду сильное средство разъяснить вам.

Капитан опешил.

— Я пошутил, фрейлен. — И он растянул рот в подобие улыбки. — Все это между нами. Я надеюсь, что вы не будете рассказывать об этом барону?

Таня ничего не ответила. Успокоившись, она села.

— Вы еще хотите что-то сказать мне?