Книги

Похождения поручика Ржевского

22
18
20
22
24
26
28
30

– Кого это вы ко мне привели, Амали? – спросил он с притворной строгостью.

– Незаслуженно арестованного гусара, моего хорошего знакомого, – был ее ответ.

– Гусар? Какого полка?

– О…ского гусарского полка ротмистр Ржевский, – отрапортовал Дмитрий.

– Так ты русский гусар? Ха-ха! И что же русский гусар делает в моей империи?

– Я был тяжело ранен и не успел эвакуироваться с русскими войсками. Живу из милости у доброй парижанки.

– Это мне понятно. Сейчас многие француженки остались без мужей и потому рады пригреть даже иностранца. Не стыдно жить на чужом иждивении?

– Я выступаю в цирке, показываю публике фехтование саблями и акробатику на лошадях.

– Я не ослышался: ты владеешь двумя саблями?

– Да.

– Можешь нам показать свое умение?

– Фехтовать связанным я не умею.

– Развяжите ротмистра и дайте ему две сабли.

– Ваше императорское величество, – вмешался унтер. – Этот человек подозревается в шпионаже на Россию.

– Вот как? – улыбнулся Бонапарт. – Что же секретного можно узнать, работая в цирке и живя на окраине Парижа? Или вокруг ротмистра вьются подозрительные личности?

– К нам пришел донос от жительницы того же дома, в котором живет этот русский. Она написала, что он, видимо, остался в Париже, чтобы шпионить. Больше ничего в доносе не было.

Типичный оговор, – засмеялся император. – Возможно из зависти. Можете быть свободным, унтер-офицер, вы нам больше не понадобитесь. А вы, ротмистр, пока разминайте кисти. Кстати, может кто из присутствующих здесь моих офицеров тоже владеет двумя саблями? Огюстен, ты ведь у нас лучший фехтовальщик среди гусар…

– Нет, моя левая рука не так ловка, как правая, – мрачновато сказал гусар в голубом доломане. – А с этим ротмистром я дуэлировал год назад и подтверждаю: двумя саблями он владеет безупречно.

– Ранил меня из пистолета один из приятелей этого гусара, – внезапно вмешался Ржевский. – Как раз в тот момент, когда мы вложили сабли в ножны.

– Подлый выстрел? – возмутился Наполеон. – Кто этот человек без чести и совести, Огюстен?