СЫН СТАРИКА
Он приехал к нам прямо из училища.
Я как раз дежурил по штабу, и ко мне он явился. Молоденький такой, совсем мальчик. Одет во все новое, кубики в петлицах блестят, ремни новенькие, фуражечка, воротничок и все такое.
А жарища была страшная. Он пришел весь потный, мокрый насквозь, но старался вид иметь щегольской. Все время он улыбался, и я подумал почему-то, что он похож на щенка, который просит, чтобы его приласкали. Лицо у него было симпатичное, и, в общем, он мне понравился, но именно щенка он мне напоминал.
По летам я не намного был старше его, но в Азии служил уже несколько лет, кое-чему научился.
А он, значит, встал по всей форме и докладывает: так и так назначен в отряд. И сразу пожал мне руку, и все говорил и спрашивал, просто рта не закрывая, и все время улыбался.
Он, видите ли, только что кавалерийскую школу окончил, и как хорошо, что его прислали сразу после школы на боевую работу, на границу, и как он теоретические знания станет теперь в боевой практике применять, и хорошие ли у нас лошади. Он, видите ли, лошадей обожает. И кто у нас отрядом командует, хороший ли человек и командир опытный ли.
А отрядом тогда командовал Петр Петрович Тарасов. Собственно, был он инспектором в округе, но на участке этого отряда как раз ожидались кое-какие веселые дела, и округ послал Петра Петровича Тарасова к делам этим приготовиться и встретить кое-кого как быть следует. Меня Петр Петрович Тарасов с собой притащил из округа. Время было как раз напряженное. А надо сказать, Петра Петровича Тарасова мы все любили просто удивительно. Знали его хорошо и любили. С ним куда угодно шли спокойно. Человек он был, на первый взгляд, немножко мрачный, неразговорчивый. Называли его у нас Стариком. Был он старше почти всех наших командиров. Характером Старик был крут, на похвалу скуп, но зато уж если почувствуешь, что он тобой доволен, так и наград никаких не надо. Ну, а если не так сделаешь или провинишься как-нибудь, так он еще ничего не сказал, а ты уж и места себе не находишь и из кожи вон лезешь, чтобы загладить свою провинность. И самым главным кажется не то, что тебя наказание ждет, а как это ты Старика огорчил.
Ну, хорошо. Сказал я, значит, этому мальчику, что, мол, начальник отряда недавно приехал, а он нахмурился: ах, это вот плохо! Еще и неизвестно как командовать этот начальник отряда будет, боевой ли он командир, опытный ли.
Я уже говорил — сам я молод был, вроде него мальчишка, и за нашего Старика готов был в драку лезть. Я встал, значит, и сказал ему, что командир у нас замечательный и что всякому сопляку нечего в этом сомневаться. Думал, что он обидится, а он смутился, покраснел и ответил мне:
— Правильно, глупость я сказал! Простите меня. Вы мне замечание правильно сделали.
И так ему, знаете ли, неловко было, что я его даже пожалел.
Я пошел докладывать. Старик сидел у себя в кабинете над картой и думал. Я доложил, что, мол, прибыл новый командир, а он, глаз от карты не подымая, спрашивает:
— Молодой?
Я ответил: — Да молодой. Только из школы. — Тогда Старик на меня посмотрел, улыбнулся и сказал: — Снова птенцов учить придется? Пусть войдет.
Хорошо. Я вышел и сказал приезжему:
— Идите к начальнику.
И он еще раз гимнастерку оправил и пошел. А кабинет начальника отряда от помещения дежурного отделяла тоненькая перегородка, так что я невольно все слышал.
Вот вошел этот мальчик, слышно было, как он каблуками стукнул и шпоры звякнули. Потом долгое молчание. Я уже знал: Старик сидит, над столом наклонясь, трубочкой попыхивает и разглядывает карту, будто и нет в комнате никого. Ну, этот мальчик помолчал-помолчал, а потом начал как-то уверенно:
— Явился в ваше распоряжение… — И вдруг, слышно мне, он осекся и вскрикнул во весь голос: — Папа!