Наталья Павловна по старой пограничной привычке сначала направилась в канцелярию.
На заставе было тихо и безлюдно — отсыпались ночные наряды. Бодрствовали, казалось, только трое: часовой на вышке; за барьерчиком возле дверей — ефрейтор с красной повязкой дежурного по заставе; начальник заставы старший лейтенант Вяткин, заполнявший в канцелярии «Пограничную книгу» — обычное занятие начальников застав в тихие часы, когда выдавалась свободная минута и когда никто не мешал...
Наталья Павловна, здороваясь, по-мужски протянула Вяткину руку:
— Здравствуй, начальник, здравствуй... Проезжая, Увидела в окошке Екатерину твою. У меня к ней разговор некоторый, а потому задерживаться в канцелярии не стану. — И спросила, по своему обыкновению прямо и жестковато: — Стало быть, ссоримся со своей Екатериной?
— Ссоримся, Наталья Павловна, — не улыбнулся, а кисло поморщил в улыбке губы Вяткин. — Второй день не разговариваем. Дипломатическими нотами обмениваемся, будто великие державы... Что же мы стоим? Присаживайтесь, Наталья Павловна... Да‑а, ссоримся.
Не тот она была человек, Наталья Павловна, чтобы скрытничать перед ней. На лице у Вяткина было подобие улыбки, а в глазах стояла боль.
В подтверждение его слов насчет дипломатических нот в канцелярии появился белобрысый мальчишка лет четырех — очень серьезный старший сын Вяткина Славка. Он протянул отцу бумажку.
— Вот и дипкурьер прибыл с очередной нотой... Спасибо, Славик! — Вяткин взял у сына бумажку, с усмешкой глянул на Наталью Павловну: — На завтрак нас приглашают.
— Дома у вас телефона нет? — удивилась Наталья Павловна. Со многими странностями она встречалась за свою жизнь, с такой встретилась впервые — чтобы поссорившиеся супруги объяснялись записками.
— Почему же? И телефон есть, и связь у нас работает исправно, претензий нет. Просто Екатерина моя не желает голоса моего слышать.
— Глупости какие! Взрослые ведь люди!
Вяткин как бы нехотя закрыл «Пограничную книгу», не вставая, повернулся на стуле к сейфу, стоявшему в углу, положил на полку книгу, закрыл стальную дверцу и повернул ключ. Все эти привычные действия совершались замедленно — Вяткин явно тянул время.
— Взрослые — это верно, — отозвался он. — Вы бы это Катерине моей разъяснили.
— А сам чего не разъясняешь?
— Не кулаками же разъяснять, если слов не понимает? — в сердцах ответил Вяткин.
От заставы до офицерских домиков было метров двести. Вяткин и Кузнецова шли неспешным шагом. Такие темпы не устраивали Славку. Он нетерпеливо выдернул руку из отцовской ладони, побежал вприпрыжку к штакетнику, которым был обнесен заставский двор, и с ходу оседлал своего «коня» — обыкновенную березовую палку, взмахнул ивовым прутиком и поскакал, поскакал. А через минуту был уже возле своего дома, и сучил ногами, и подпрыгивал — изображал, какой у него горячий и нетерпеливый конь...
По пути домой Вяткин признался Наталье Павловне:
— Из-за него, из-за Славки, и разгорелся у нас с Катериной сыр-бор этот... Рассказывать долго, а домик наш близко. Катерина, думаю, скрытничать перед вами не станет. Тем более, когда вы вчера позвонили, что приедете к нам, она мне пригрозила: «Вот приедет Наталья Павловна, и сам убедишься, на чью сторону она встанет...» — Вяткин рассмеялся грустно: — Уверена, конечно, что на ее сторону.
— Уверена?
— Катерина не допускает иного.