Увидев кинувшихся на него черносотенцев, Николай выпустил лошадь и, сжав кулаки, шагнул им навстречу. Он схватился с ближним, и тут же почувствовал, как сзади навалились на него, обдавая винным перегаром, лавочники, мелькнули их налитые кровью глаза. От удара по голове сверкнуло белое пламя… Подвойского сбили с ног, над ним замелькали железные трости и палки.
Николай Зезюлинский выхватил револьвер.
— Гулака спасайте! — закричал он пронзительно и бросился к месту, где безжалостно топтали ногами потерявшего сознание Подвойского. Он был уже шагах в четырех, когда увидел, как краснорожий лохматый верзила занес над Подвойским железный шкворень. «Убьет», — мелькнула мысль, он остановился и выстрелил. Верзила рухнул наземь. Черносотенцы, взревев, кинулись от Подвойского к Зезюлинскому. Но пока они преодолели четыре шага, он успел трижды выстрелить. Еще два верзилы как подкошенные свалились на камни…
Дружинникам в суматохе удалось вынести из свалки почти бездыханного Подвойского. В переулке они поймали случайный экипаж, высадили из него какого-то барина и, ткнув в спину извозчика револьвером, заставили гнать в городскую больницу. К счастью, там оказался врач Н. В. Соловьев, сочувствовавший революционерам. Он знал Подвойского и без слов понял, что за люди перед ним. Быстро осмотрев Николая, Соловьев сказал:
— Пока жив… Где его так?
— Черная сотня, — зло ответил дружинник и сжал кулаки. — Сам Рогович благословил!
— Зверье… — покачал головой Соловьев. — Дышит, но состояние очень тяжелое. Без больницы не выходить…
— Нельзя его тут оставить, — мрачно сказал дружинник, — жандармы завтра все больницы обшарят… Если хотите помочь, позовем…
— Возьмите мой экипаж, он закрытый. Пошлю с вами фельдшера. Недавно приехал. Он из ваших. Кстати, его черниговский ученик.
Соловьев на минуту вышел и вернулся с одетым в белый халат молодым человеком.
— Знакомьтесь!
— Петро, — коротко отрекомендовался фельдшер.
— Скажите, чтобы запрягли мой экипаж, и поможете им, — Соловьев кивнул в сторону лежащего Подвойского: — Учителя не узнаете?
Фельдшер посмотрел на раненого и содрогнулся. Он увидел вместо лица сплошной сине-багровый кровоподтек. Русые волосы смешались с грязью и запекшейся кровью.
— Нет… — выдавил он.
— А вы о нем так много рассказывали, — вздохнул Соловьев.
— Семинарист?! — воскликнул фельдшер…
Друзья укрыли Николая Подвойского на надежной конспиративной квартире. Ночью Соловьев тщательно обследовал Подвойского. Было от чего прийти в ужас: 17 ран на голове, повреждены правое плечо, нога, позвоночник, отбиты легкие. Часы в жилетном кармане были разбиты вдребезги.
— Сапогами в живот били, — догадался врач. — Вот палачи!
Лишь через несколько дней Николай в первый раз открыл глаза. Он был парализован, не мог передвигаться, с трудом выговаривал слова. Часто, теряя сознание, в бреду он звал Нину. Жизнь его висела на волоске. Шли дни. Соловьев приходил регулярно. Он был мрачен, потому что никаких утешительных прогнозов дать был не в состоянии.