Из бараковских пацанов вскоре Копа и Боб попали на «малолетку», а Курт на «взросляк». Боб за многочисленные «ходки» станет числиться ООР (особо-опасный рецидивист). К сорока пяти годам вернется домой в последний раз смертельно больным и вскоре умрет от туберкулеза. Заводного Копу зарежут в пьяной драке.
Вспомнился рассказ Шишка пацанам, как «драл» в литейке Римму Зябликову на куче шлачной пыли: «Я выну зал…пу, обмакну в шлак и снова ей. Пусть почувствует кайф! А она тащится, подмахивает и еще просит!» Ребята рассказывали, что у того вшиты «шары».
Увидев меня, Шишок заулыбался беззубым ртом с кое-где оставшимися черными корешками зубов.
— Серега, дай рупь. Не хватает. Парень ты не жадный, фартовый. Понимаешь душу бродяги.
Гляжу на мужичка, а из памяти стучатся слова песни Таланова: «… за решеткой — неба синего клочок…». «Зоны, тюрьмы, лагеря… от тюрьмы не зарекайся… шмон, этапы, переклички, за плечами сидора…». Торопливо сую горемыке (тоже слово из песни) «трешку» и тороплюсь в сарай к тетради. Слова так и просятся на бумагу.
Шишок, потоптавшись, хотел еще что-то мне сказать, но махнув рукой мне в спину бросил:
— Че тя учить? Сам все знашь!
«Уж не Шишок ли стучал на меня Бурому?» — промелькнула мысль.
В гараже торопливо записываю слова песни. В будущем слышал ее всего пару раз, не напевал даже, но чем-то она зацепила меня. Через час перечитываю, напевая:
Тут же на память пришла еще одна песня Круга «Золотые купола». Над ней сидел значительно дольше.
Пока не ушло вдохновение, попытался править «Летнюю пору». Мои мучения прервал треск мотоцикла. По звуку понял, что к соседнему сараю подъехал бывший одноклассник и друг детства Юрка Беляев.
Сколько в детстве мы проказничали! Сам он из деревни. Руки росли у него — откуда надо. Отца у Юрки не было, и всю мужская работа по хозяйству лежала на нем. Это с ним мы испортили старинную книгу, стреляя из «самопала». Этим летом Юрка окончил первый курс нашего ГПТУ, и его мама помогла купить «Макаку» (мотоцикл Минского завода). Его транспорт был всегда на ходу, в отличие от отцовских мотоциклов. Он с «Макаки» не слезал, и застать теперь его было трудно.
В будущем он станет дальнобойщиком. Работа простым водителем Юрку не устраивала. Однажды похвастался мне, что попал в серьезную аварию, что даже разулся. Смотрит на меня и ожидает реакции. Я не понял прикола, о чем ему и заявил. Тут он и пояснил, что если после ДТП с пострадавшего слетает плотно завязанная обувь, то его бесполезно реанимировать. А он остался жив!
С удовольствием вышел из гаража и поприветствовал друга. Юрка еще не снял свой шлем. Еще весной мотошлем был ярко красный и блестящий. Сейчас «колпак» был побит, ободран и поцарапан. Местами заклеен переводными картинками и синей изолентой. Напротив висков — «зиги» из изоленты. Мотоцикл также был тюнингован везде, где возможно, на пацанский вкус.
— Куда собрался? — интересуюсь, вспоминая о покупках для Гулькиной семьи.
— Да, нет, — ответил словосочетанием, всегда непонятным для иностранцев, — тебе куда надо?
«Вот мотофанат, лишь бы куда ехать!» — мысленно восторгаюсь.
— Надо, — киваю, — на Старослободскую.
— Сейчас коня накормлю, и поедем, — улыбается. — Только за мостом у клуба ГАРО гаишники стоят. Еле ушел. Придется по деревянному мосту объезжать, — ехидно смеется.
Знаю, что Юрка «рассекает» на своем байке без прав, но все равно это его не останавливает, а только забавляет.