— Чего ты хочешь? — спросил он, заметно теряя первоначальный боевой запал.
— Да просто поскорее убраться отсюда, сэр, а то мы привлекаем слишком много внимания, — как мог почтительно ответил я.
Хозисон осмотрелся. Действительно, на пристани уже начали собираться зеваки, активно обсуждающие заварушку на борту брига.
— Хорошо. Но пока мы не выйдем в открытое море, ты посидишь в трюме под замком, — пошёл капитан на долгожданный компромисс.
Вот так я и оказался запертым в полутьме, среди тёмных корабельных бортов, плеска волн, и топота матросов по палубе над головой. Из минусов — плохое отношение с командой. Из плюсов — я сохранил своё оружие и деньги. Которых на самом деле было далеко не шестьдесят фунтов, а более четырёхсот, целое состояние по этим временам. К счастью не в одних современных соверенах, но по большей мере в более лёгких старых гинеях, и то куча моего золота весила почти пять килограмм. Надеюсь, дядю Эбэнезера не хватит удар, когда он полезет проверять свои тайные ухоронки…
VII
Я проснулся в себя в темноте и почувствовал сильную боль во всем теле; руки и ноги мои болели после вчерашних физических нагрузок. После схватки на палубе я был сильно возбуждён и никак не мог заснуть, поэтому пришлось до изнеможения заниматься отжиманиями и приседаниями. Да что там, я даже пресс покачал, зацепившись ногами за какую-то балку на потолке. Теперь все мышцы нещадно болели, давая понять, что всё должно быть в меру. Слышался рев воды, точно у громадной мельничной плотины, раздавались тяжелые удары волн, страшный шум парусов и резкие крики матросов. Все кругом то поднималось с головокружительной быстротой, то так же быстро опускалось, а я сам был так разбит и чувствовал себя так плохо, что не мог отдать себе ясного отчета в своём положении. Мысли в беспорядке толпились в моем мозгу, пока я наконец не догадался, что ветер, должно быть, усилился и начался шторм. Вместе с осознанием своего положения мною овладело мрачное веселье и предвкушение перемен… И я, недолго поворочавшись в матросском гамаке, снова уснул. Отличная всё-таки солдатская привычка — отсыпаться впрок при любой возможности.
Когда я снова проснулся, тот же рев, те же беспорядочные и сильные толчки продолжали оглушать и трясти меня, но в маленькое, размером с носовой платок окошко пробивался робкий лучик солнечного света. К моим продолжающимся страданиям от перетренированных мышц присоединилась ещё болезнь непривычного к морю человека. Встать удалось с трудом, но умывшись из бочки с водой и опорожнившись в стоящее в дальнем углу ведро, я всё-же заставил себя заняться физическими упражнениями. Это было мучительно трудно только до тех пор, пока мышцы не разогрелись. Гораздо труднее было заставить себя съесть немного сухарей, варёной брюквы и солонины, которую я реквизировал перед уходом из замка Шос. Если бы не большая кожаная фляга с разбавленным до прозрачности дядюшкиного эля красным вином, которым я запивал эту скудную пищу, она бы вполне могла вскоре оказаться в помойном ведре. Дэви-Дэви, ну почему у тебя всё не как у нормальных людей? В прежней жизни я и понятия не имел о такой гадости как морская болезнь…
Понятия не имею, сколько времени прошло. Я спал, качался, заставлял себя поесть и мне казалось, что в этом вонючем трюме, среди осклизлых корабельных бортов, пролетели долгие годы. Но это конечно чушь — у меня и еды с собой было меньше чем на неделю. Даже с допущением, что я каждый раз спал часов по двенадцать, наверняка прошло не больше трёх дней.
Меня разбудил свет ручного фонаря, направленного мне в лицо. Небольшого роста человек, лет тридцати, с зелеными глазами и спутанными чёрными волосами, смотрел на меня из открытого люка.
— Ну, — спросил он, — как тут твои дела?
Я ответил ему невнятным бормотанием, с трудом подавив почти вырвавшуюся фразу на русском «дела у прокурора, а у нас так, делишки».
— Да, — сказал он, — команду ты отделал знатно. На парусах работать некому. Пятеро больных матросов, и это не считая двух выбитых зубов у Шуана! Шустрый малый! Ел ты что-нибудь?
Я соврал, что при такой качке не могу и смотреть на еду. Пусть недооценивают. Тогда он дал мне выпить из жестяной фляжки коньяку с водой и снова оставил меня одного.
Когда он пришел ещё раз, то чуть не застал меня за отработкой ударов ногами. Вот это бы он удивился, наверное принял бы за сумасшедшего. К счастью я успел оперативно отреагировать на скрип открывающегося люка.
Когда подняли трап, свет фонаря показался мне солнечным лучом, упавшим с неба; и хотя он осветил только крепкие темные стенки корабля, служившего мне жилищем, я ему искренне порадовался. Уж слишком обрыдла вечная темнота. Первым спустился ко мне по лестнице давешний человек с зелеными глазами, и я заметил, что в этот раз он двигался довольно неуверенно. За ним следовал Хозисон. Капитан бросил на меня какой-то странный, мрачный взгляд.
— Вот видите, капитан, этот парень вполне приличный и совсем не похож на дикого зверя, которым вы его себе представляете, — зеленоглазый незнакомец подмигнул мне и продолжил, — по крайней мере в мой прошлый визит он меня не то что не покусал, а даже не сделал такой попытки. Его вполне можно выпустить из трюма, я это вам как доктор говорю.
— Если бы вы только почаще воздерживались от фляжки, мистер Риак, я не имел бы основания жаловаться на вас, — отвечал шкипер, — но, вместо того чтобы говорить загадками, я осмелюсь посоветовать вам приберечь свою энергию для более важного случая. Мы можем понадобиться наверху, — прибавил он более резким тоном и занес одну ногу на лестницу.
Мистер Риак поймал его за рукав.
— Давайте спросим его самого? — вопросительно сказал он.