– Мам, – я коснулась ее руки. – Они здесь.

Она поморгала. Выглядела она потерянной. Но в последние дни такое случалось часто.

– Я сделаю тебе кофе, – сказала я, подавая ей лифчик и спортивные штаны, которые она могла натянуть поверх забинтованной ноги. – Нет смысла просить полицейских зайти попозже. Чем скорее мы через это пройдем, тем лучше.

– Можете сесть, если хотите, – предложила я полицейским, когда поставила кофе вариться и вернулась в гостиную.

Келлог немного запыхался, преодолевая три лестничных пролета, но тот, что в штатском, отверг мое предложение стоической улыбкой, так что оба остались на ногах.

Через пару минут аромат свежего кофе все-таки вытащил маму из постели. Она была еще сонная, но все равно хорошо выглядела, когда присоединилась к неожиданным гостям.

– Доброе утро, – сказала она. – Надеюсь, вы не возражаете, если я сяду?

– Конечно, – ответили оба в унисон.

На кухне стала плеваться кофеварка, и я воспользовалась предлогом, чтобы выйти. Мне необходимо было выйти. Я задыхалась. Мама собиралась вбить последний гвоздь в ящик Пандоры с секретами. После того как она солжет полиции о том, что мы сделали, пути назад не будет. Я напомнила себе, что нам пришлось на это пойти, и она теперь не должна рассказывать правду, ничего хорошего из этого не выйдет.

– Любые подробности, какие сможете вспомнить… – услышала я, открывая буфет, чтобы достать чашки.

Я вдруг поняла, что не знаю, о чем она расскажет. Мы не обсуждали, как отвечать на вопросы полиции, да и вообще ничего не обсуждали – как жить без папы, что делать, если нас разоблачат. Я никогда не спрашивала ее, хочет ли она этого, потому что, если она не хочет… Попытаюсь ли я ее переубедить? Мне не хотелось стать нищей. Не хотелось быть объектом жалости. И меньше всего мне хотелось возвращаться в старую школу. При одной мысли обо всех их слезах, объятиях и «ох, боже мой, мне та-а-ак жаль» хотелось сбежать куда подальше.

Учителя уже объявили, что я могу закончить десятый класс дома, и освободили от оставшихся проектов. Как только мама вернулась домой, я забрала все из школьного шкафчика и попрощалась с друзьями. Я не знала, увижу ли их когда-нибудь, но мне было плевать. Я ненавидела это место. Мне хотелось учиться в школе, где можно ходить по коридорам с гордо поднятой головой. Хотелось учиться там, где есть настоящая команда по легкой атлетике и раздевалка с работающим душем. Хотелось быть рядом с людьми, которые стремятся к чему-то большему, чем просто окончить школу. Хотелось иметь друзей, которым не приходится работать по выходным, и с ними можно просто где-нибудь зависнуть. Хотелось завести парня. Из хорошей семьи, чтобы он мог сводить меня куда-нибудь и отвозил домой на машине.

Но помимо всего этого мне ужасно не хотелось быть девочкой, чей папа умер.

Чтобы на меня не смотрели с жалостливой полуулыбкой («Вот бедняжка!»). Мне не хотелось оставшиеся два года избегать директора Прайса, которого я залила слезами и теперь не могла посмотреть ему в лицо. Не хотелось, чтобы кто-нибудь сделал сайт по сбору средств, приносил нам обноски или лазанью. Не хотелось, чтобы меня обсуждали, жалели, пялились на меня, опекали или избегали. Не хотелось заверять всех, что у меня все хорошо, потому что иногда это может быть не так. Не хотелось, чтобы каждый разговор начинался с соболезнований по поводу смерти моего папы, и не хотелось ненавидеть тех, кто эти соболезнования не приносил. Люди будут говорить, что не поднимают эту тему, чтобы не напоминать мне о нем, как будто я и так не думаю о нем каждую чертову минуту каждого дня.

Мне хотелось двигаться дальше. И больше того, не хотелось возвращаться назад.

Я достала из холодильника молоко и понюхала его, убедившись, что оно не прокисло. Теперь нас осталось всего двое, и скоропортящиеся продукты лежали в холодильнике дольше. Я уже выбросила мясную нарезку, несколько помидоров, два авокадо и кусок заплесневевшего сыра.

– Простите, но я ничего не помню, – услышала я мамин голос, открывая ящик с приборами.

Я уже собралась выудить ложку, как детектив задал вопрос, от которого я замерла и похолодела.

– Вы знаете, для чего этот провод?

Уголком глаза я увидела, как Штатский держит двумя пальцами провод. Провод от видеорегистратора. Моя рука зависла над чайными ложками. Я ждала маминого ответа.