– Но вы получили, что называется, асимметричный ответ из Москвы в марте 1990 года, когда Съезд народных депутатов СССР признал незаконной вашу декларацию о независимости.

– Да, и мы тоже приняли асимметричный ответ, что решение съезда СССР неправомочно для Литвы, потому что это решение соседнего государства.

– Но ведь вы все еще были в рамках Советского Союза.

– Не были. 11 марта мы провозгласили независимость и приняли временную Конституцию. 15 марта нам прислали решение, что впредь наши законы отменяются. Тут мы и сказали: «Товарищи, вы признали за нами три дня? Три дня мы были независимыми, а сейчас вы отменяете нашу Конституцию? Это немыслимо!»

– Но при этом на территории Литвы оставались советские войска.

– Да, это было силовым аргументом и, конечно, могло стать угрозой. Но не можем же мы продавать свободу по кускам из-за того, что есть какая-то угроза. Угроза есть и сейчас.

– И тогда вам предъявили последний аргумент – 18 апреля 1990 года СССР принял экономические санкции в отношении Литвы.

– Да, только этот аргумент не был последним. Последний предъявили в январе 1991-го, когда советская «Альфа» штурмовала вильнюсскую телебашню. До этого им казалось, что Литва будет экономически раздавлена и в стране последуют социальные беспорядки и протесты, но этого не произошло.

– Все-таки отчасти это имело место.

– Отчасти, но не так, как они рассчитывали, – что народ восстанет и сметет саюдистскую республику и новый демократический строй.

– Когда премьер-министр Литвы Казимира Прунскене объявила о повышении цен, она была вынуждена уйти в отставку (решение вызвало масштабные протесты населения, приведшие к серьезному политическому кризису в январе 1991 года. – А.Д.).

– Это не она «была вынуждена» уйти в отставку, а вся Литва возмутилась из-за ее решения, не согласованного с парламентом и противоречащего его воле. Прунскене подготовила экономические меры, предполагающие как минимум троекратное повышение цен без реальных компенсаций для людей. В это время наши враги в Риге, где находился штаб Прибалтийского военного округа СССР, конкретно готовились [применить силу] – они ждали, когда у нас поднимут цены. За ходом событий не только следили, но и заботились в Кремле.

– То есть вы хотите сказать, что решение кабинета министров Прунскене противоречило вашей политической логике?

– Это было уже противостоянием, почти что бунтом, если не сказать хуже.

– Бунтом внутри правящего режима?

– Бунтом на корабле. Кто капитан? Как будто я. Но боцман со своей группой решили, что они – настоящие капитаны.

– В конце 1990-х (или уже в нулевых?) обнаружились скандальные подробности – якобы Казимира Прунскене была агентом КГБ.

– Это выяснилось в 1992 году и дважды рассматривалось Верховным судом Литовской Республики. Были реальные документы и собственноручно написанное обязательство помогать «органам».

– Но вряд ли это было основанием ее решений на посту премьера?

– Тогда мы об этом еще не знали. Голосованием в парламенте ее бы все равно отставили, но она не довела до этого – сама подала в отставку, когда сообразила, к чему идет дело. 8 января 1991 года произошел первый штурм парламента, который удалось отбить (члены прокоммунистической организации «Единство» под лозунгами отставки правительства предприняли попытку прорваться в здание Верховного совета Литвы. – А.Д.). Мы отменили незаконное повышение цен голосованием, и та часть народа, которая соображала, успокоилась. А ту, которая ничего не хотела знать – только «обратно в Советский Союз» и «никакого „Саюдиса“», – напустили на нас, чтобы они смели парламент. Но пришли наши люди, которые парламент отстояли, и в итоге столь желанной для Союза кровопролитной стычки не произошло. Потому что со стороны «Саюдиса» с самого начала проводилась очень строгая политика: никакого оружия, никакого силового бунта против властей, только политические шаги, требования, свободные выборы и народные представители, которые будут править (а не Прибалтийский военный округ или, там, Политбюро в Москве).