Прокопьев? После передачи дела в суд ему здесь нечего делать, да и приходить незачем. Может Серегин? Что же, стоит сходить хотя бы из любопытства.
Но в следственной комнате меня ожидал не Прокопьев и не Серегин, а совершенно другой мужчина.
— Здравствуйте, Ева Сергеевна, — вежливо кивнув, поздоровался он, пока я, стараясь понять, зачем он пришел, садилась на потрепанный деревянный стул напротив него.
Рассматривая его сквозь прутья разделяющей нас решетки, осторожно произнесла:
— Добрый вечер.
— Мы раньше не сталкивались с вами в работе. Я следователь городского отдела следственного комитета — Скворцов Захар Евгеньевич. И мне нужно допросить вас в качестве потерпевшей.
Нахмурилась. Статья о похищении относится к делам публичного обвинения, их должны возбуждать даже без заявления похищенного лица или его родственников. И Прокопьев даже в свое время выделил копии нужных документов из материалов уголовного дела. Вот только после этого он с ухмылкой заявил, что такую чушь никогда не возбудят и результатом проверки тогда был отказ. Потом еще один отказ. А потом я перестала следить за развитием этой ситуации. Как оказалось, зря.
— По материалам о похищении возбудили уголовное дело? — скептически скрестив руки полюбопытствовала я, хотя и понимала, что раз этот Скворцов пришел меня по этому делу допрашивать, вопрос, скорее риторический.
— Краевая прокуратура дала указания на возбуждение после вашей жалобы, — пожал плечами Скворцов, словно это было само-собой разумеющимся.
Вот только я не обжаловала отказ. Зато вполне догадывалась, кто мог сделать это от моего имени, даже не посчитав нужным сообщить о собственных действиях. Дэн. Что же, победителей не судят. Спросила только:
— То есть это вы вызвали меня в ИВС для допроса?
— Вас вызвал судья, который завтра начнет рассматривать ваше дело, а я просто воспользовался случаем, чтобы не ездить ради одного допроса в СИЗО.
Кивнула. Вообще-то о дате рассмотрения меня тоже должны были уведомить. Ну просто день сюрпризов какой-то. Причем, не сказать, чтобы очень приятных.
По окончании допроса я вдруг вспомнила, как когда-то не хотела быть потерпевшей, мечтая забыть произошедшее как страшный сон. Оказалось, что весь кошмар был впереди, а участь потерпевшей не так уж плоха по сравнению с участью подозреваемой, обвиняемой и подсудимой.
Следователь Скворцов был вежлив, тактичен и предупредителен. Он слово в слово записал мои ответы на свои вопросы и даже без лишних просьб и уговоров вручил мне копии документов, подтверждающих возбуждение дела и мой по нему процессуальный статус, чтобы я могла предоставить их в суд.
Попрощавшись с ним, вернулась в камеру, где, поужинав, лежала в кровати, поедая присланные Аллочкой конфеты и, привычно пристроив ладонь внизу еле-заметно округлившегося живота, размышляла о происходящем.
За возбуждение дела о похищении можно было смело добавлять плюсик к успехам Лазарева. Однако где бы ни был Дэн, он почему-то не спешил ко мне за благодарностью.
На допросе у меня чесался язык спросить о нем у Скворцова, всё же они вращаются в одних околоюридических кругах, но почему-то постеснялась. А теперь гадала, куда он мог запропаститься?
Вскоре меня окутала привычная сонливость, ладонь на животе распространяла внутри приятное тепло. Знала, что это, наверное, самовнушение и фантазия, но иногда я чувствовала внутри ту самую новую жизнь. Словно внутри распускал лепестки маленький и хрупкий розовый бутон вишневого цветка.
Я так и не рассказала никому о беременности. Не сообщила изоляторскому врачу, упустив возможность получить «улучшенные бытовые условия», предусмотренные законом для женщин, что находятся в положении, посчитав, что дополнительная ложка каши-клейстера по утрам, лишние пять минут прогулки и пара аскорбинок того не стоят.