Дэн понял первым. Его плечи, наконец, расслабились, а поза вдруг стала менее напряженной.
— …учитывая изложенное, — продолжил судья абсолютно безэмоциональным тоном. — Анализ доказательств позволяет заключить, что в действиях Ясеневой Евы Сергеевны отсутствуют признаки состава преступления, предусмотренного пунктом «б» части третьей статьи сто одиннадцатой Уголовного кодека Российской Федерации, а выводы о ее виновности, приведенные государственным обвинителем, носят предположительный характер, в связи с чем по делу должен быть постановлен оправдательный приговор.
Задержала дыхание и вцепилась пальцами в прутья решетки.
— Ясенева Ева Сергеевна имеет право на реабилитацию, а также право на возмещение имущественного и морального вреда, — монотонно зачитывал с заключительного листа приговора Кислицын. — Гражданские иски потерпевших Соколова и Резникова о взыскании с Ясеневой денежной компенсации морального вреда в размере трех миллионов рублей, рассмотрению не подлежат. Вещественные доказательства…
Дальше я не слушала, потому что происходящее начало казаться нереальным, зал заседаний словно утонул в густом белом тумане и мне понадобилось время, чтобы снова сконцентрироваться на реальности.
«Меня оправдали» — загорелось в голове сверкающими неоновыми буквами и всё остальное стало вдруг просто ничего не значащим фоном.
Так, словно в этом не было ничего необычного, меня, после заверений в том, что приговор понятен и подписания необходимых документов, выпустили из клетки и просто отпустили. И я вышла из зала заседания вместе с Лазаревым, так, будто я снова его помощник, как раньше, и мы просто возвращаемся в бюро после очередного успешно завершившегося суда.
Вот только это было совсем не так.
— Пойдем, отвезу тебя домой, — проговорил Дэн будничным тоном, словно ничего не случилось, словно я не было только что в клетке, как несчастные потрепанные еноты в контактном зоопарке.
Пробормотала рассеянно:
— А ты что, за рулем? У тебя же рука ранена.
— Ну так левая же, а не правая, — отозвался он отстраненно, первым входя в кабину лифта.
Чувствовала себя настолько уязвимой в этот момент, что просто шагала следом за ним на автомате. У меня не было с собой вообще ничего, кроме паспорта, который вернули после оглашения приговора. Не было телефона, денег и ключей от квартиры или машины, не было куртки, которую я беспечно оставила в изоляторе, не было никакого плана дальнейших действий.
Пока кабина лифта с тихим гулом ехала вниз, мы оба молчали. И я нахмурилась, понимая, что так не должно быть. Мы ведь столько времени были порознь, скучали друг по другу, а сейчас стояли на расстоянии шага, словно чужие люди.
— Ты так и приехала? — спросил Дэн, нахмурив брови и окинув меня оценивающим взглядом перед тем, как выйти на улицу.
— Ага. Куртку в изоляторе забыла.
Знал ведь, что я редко одевалась по сезону, предпочитая теплой одежде легкие пальто и кардиганы, иногда даже зимой. Лазарев решительно снял пиджак и накинул на мои плечи, а потом мы вышли на заснеженную улицу.
И я словно оказалась на ней впервые. Мороз обжог кожу и это было приятно. Вообще все чувства вдруг обострились и стали ярче, будто раньше я была под непроницаемым куполом, а теперь его неожиданно сняли и все звуки, цвета, запахи и ощущения, обрушились на меня разом. И от этого даже дух на мгновение захватило.
— Не мерзни, клубничка, бегом в машину, — строго произнес Дэн, но левый уголок его губ приподнялся, выдавая еле-заметную усмешку.
Чтобы он и сам не замерз без пиджака, что отдал мне, заторопилась следом за ним к силуэту черного Лэнд Крузера, занесенного тонким слоем только что выпавшего снега. При ближайшем рассмотрении Лэнд оказался «трехсотым», вместо старого «двухсотого».