Эти два преступления, вероятно, никогда бы не были раскрыты, если бы в то время английский биохимик сэр Алек Джеффрис не сделал открытие, которое, как и примерно 100 лет назад отпечатки пальцев, произвело революцию в криминологических исследованиях: он разработал технику
Генетическая дактилоскопия как инструмент раскрытия преступлений была случайным открытием. При исследовании генома человека Джеффрис и его коллеги усовершенствовали метод, с помощью которого можно было за короткий промежуток времени сравнивать генетический материал людей из разных клеток организма. Метод основан на том, что последовательность молекул дезоксирибонуклеиновой кислоты (ДНК) всех клеток одинакова. ДНК помимо прочего содержит индивидуальную генетическую информацию, которую можно расшифровать подобно химическому алфавиту с помощью различных методов исследования и отобразить в виде штрих-кода на рентгеновской пленке с помощью радиоактивных маркеров. Этот штрих-код, похожий по внешнему виду на электронно считываемый ценник на упаковке товара, позволяет безошибочно идентифицировать человека, оставившего на месте преступления свои неизменные характеристики в виде следа крови или спермы.
После того как Джеффрис осознал важность и возможности своего открытия, он продал патентные права британской химической компании ICI, чья дочерняя компания Cellmark Diagnostics отныне проводит экспертизу образцов ДНК. Первоначально компанией выдавались только заключения экспертизы об установлении отцовства. Кроме того, британские миграционные службы устанавливали происхождение жителей Содружества, желающих въехать в страну. Однако вскоре использование генетического отпечатка пальца, разработанного Джеффрисом, было признано эффективным и для борьбы с преступностью.
Так случилось, что дело молодой девушки из Эндерби вошло в историю криминалистики, потому что в ходе его следователи впервые применили метод расследования, который ранее существовал только в теории: они сопоставили генетическую информацию о многих тысячах возможных преступников со спермой и клетками кожи, найденными на жертве.
Проверка подозреваемых началась с откровенного провала следователей, ведь им сразу пришлось отпустить юношу, который был арестован вскоре после преступления и три месяца находился под стражей – его генетический профиль не совпал с данными генетической экспертизы биоматериалов, обнаруженных на жертве. Нововведение, вероятно, спасло невиновного человека от приговора за убийство. Дальнейшие результаты расследования наконец привели к «генетическому прорыву»: два убийства девочек и два изнасилования, которые также произошли недалеко от Эндерби, были совершены одним и тем же преступником, серийным убийцей. Такая концентрация преступлений в одном регионе свидетельствовала о том, что убийца был местным. Не мудрствуя лукаво, следователи решились на первый массовый скрининг ДНК и применили его на практике. В итоге более пяти тысяч юношей в возрасте от тринадцати до тридцати лет
Вскоре выяснилось, почему. Убийца принял меры предосторожности и под каким-то предлогом попросил своего знакомого сдать тест вместо него по поддельному удостоверению личности на его имя. План, вероятно, сработал бы, если бы не помогло стечение обстоятельств: в кабаке, подвыпив, этот знакомый стал хвастаться, что сдал кровь за друга и тем самым выручил его из беды. Полицейские не сразу, но узнали об этом признании, сделанном в состоянии легкого опьянения, и допросили мужчину. Совсем недолго он сопротивлялся давлению на допросе и назвал имя своего приятеля: Колин П. из Лестершира, всего в нескольких милях от Эндерби, 27 лет, женат, один ребенок, пекарь.
Теперь дело оставалось за малым – взять на анализ кровь настоящего Колина П. Результат был однозначным: рентгеновский снимок его ДНК со штрих-кодом был идентичен характеристикам спермы, полученной с тела Дон А. и трех других жертв. Это было первое преступление, успешно раскрытое с помощью генетической дактилоскопии.
Через несколько недель я тоже держал в руках размытую копию такого рентгена со штрих-кодами. В начале ноября 1987 года я прочитал в средствах массовой информации об успехе розыска серийного убийцы и впечатляющих возможностях ДНК-дактилоскопии и теперь надеялся получить четкие доказательства в деле об убийстве, которое я тогда вел. Этому делу тоже суждено было войти в историю криминалистики, чего я тогда и представить себе не мог: это был первый анализ ДНК, проведенный для расследования убийства, совершенного в Германии.
Убийство Вильгельмины Хойер
Вильгельмина Хойер более тридцати лет владела небольшим магазинчиком, торговавшим всякой всячиной. Она была доброй, общительной и бодрой женщиной, но, как говорили, бойкой на язык и всегда решительно отстаивала свои взгляды. Кроме того, она настороженно относилась к посторонним, иногда была скупа и в силу своего преклонного возраста, а было ей уже за семьдесят, кажется, уже не в состоянии была содержать свою квартиру в порядке и удовлетворять требования покупателей к чистоте в магазине. Не в последнюю очередь из-за этого она теперь никого не принимала в своей квартире: с посетителями общалась у входной двери, с родственниками и немногочисленными оставшимися знакомыми встречалась только за пределами собственных четырех стен.
После смерти мужа более десяти лет назад женщина не закрыла магазин, а только скорректировала часы работы в соответствии со своим возрастом и радикально изменившимся покупательским поведением клиентов. Отовариться можно было с восьми утра до двух часов дня: Вильгельмина продавала выпечку и сладости, а также непортящиеся товары, такие как алкоголь, сигареты, консервы и моющие средства. Из-за резко ограниченного ассортимента товаров ее клиентура уже несколько лет состояла в основном из школьников, постоянных покупателей из социально незащищенных слоев района, а также алкоголиков и бездомных. Ее ежедневная выручка была маленькой, нередко менее 50 марок в день.
Несмотря на недоверчивость, Вильгельмина Хойер была великодушна к своим постоянным клиентам и вела себя по отношению к ним так, как уже сейчас не принято: хорошим клиентам она разрешала брать товары в долг, несмотря на уже имеющиеся долги, при условии, что те на ее настойчивые просьбы не отказывались окончательно рассчитаться по старым обязательствам. Даже в нерабочие часы запоздавшие или просто желающие принять горячительного клиенты могли позвонить в ее дверь, чтобы купить ликер, пиво и сигареты. Тогда Вильгельмина Хойер сначала выглядывала из специального окошка своей квартиры или шла прямо в магазин, включала там свет и, глядя через стекло двери магазина, решала, хочет ли она обслужить этого покупателя. Если она решала это сделать, то открывала запертую дверь магазина, впускала покупателя и тут же снова запирала ее за ним. Страх ограбления или нападения заставлял ее проявлять бдительность. Она обслуживала клиентов, складывала небольшие суммы прямо в кассу или шла в свой кабинет с крупными купюрами и возвращалась со сдачей. Затем она выпускала покупателя через дверь магазина, запирала ее, выключала свет и возвращалась в свою квартиру.
Вильгельмина Хойер, вероятно, обслуживала бы своих немногочисленных клиентов еще несколько лет, но одним ранним субботним утром ее поставщик хлеба тщетно пытался дозвониться в ее дверь. Вместо того чтобы просто уйти ни с чем, он вызвал полицию. Полицейские открыли дверь квартиры, которая была не заперта, а только захлопнута, обнаружили, что ни в квартире, ни в магазине не горит свет, и отправились на поиски женщины. В итоге Вильгельмину Хойер нашли в соседнем с магазином помещении – вероятно, она была мертва уже несколько часов. Полицейские вызвали врача общей практики, чтобы тот выдал свидетельство о смерти.
Вместо того чтобы провести вскрытие и поискать следы насилия на обнаженном теле, врач ограничился беглым осмотром: он заметил, что вокруг шеи женщины были обмотаны кухонное полотенце и затянутый стяжной ремень, а ее нижнее белье было стянуто вниз. Но после поверхностного осмотра трупа врач исключил преступление. По его словам, это было самоубийство. Офицеры сообщили об этом в следственный комитет, после чего на место преступления выехал
Для моих коллег это самая обычная процедура, поскольку полицейское расследование неестественных или необъяснимых случаев смерти является обязательным в соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом и, следовательно, составляет часть повседневной профессиональной жизни. Итак, следователю не потребовалось много времени, чтобы установить настоящую причину смерти: он зафиксировал дополнительные следы удушения и странгуляционные борозды на шее – безошибочное доказательство того, что Вильгельмина Хойер умерла в результате сочетания перекрытия доступа кислорода руками и иным удушающим предметом. Таким образом, предполагаемое самоубийство Вильгельмины Хойер превратилось в убийство и было передано в работу комиссии по расследованию убийств.
К сожалению, врачи общей практики нередко бывают слишком загружены, чтобы проводить тщательный осмотр умерших, или же они слишком привязаны к их скорбящим близким. Часто бывает так, что умерший лечился у них годами, и врачи делают преждевременное предположение о том, что причиной смерти стала болезнь. Врачи обычно не раздевают труп, поэтому упускают из виду явные признаки насилия. В итоге в свидетельстве о смерти указывается естественная причина, хотя на самом деле это мог быть несчастный случай, самоубийство или даже убийство. Я не хочу здесь клеймить позором врачей общей практики, наоборот, понимаю их непростое положение. Какой семейный врач захочет раздевать умершего на глазах у его семьи, добросовестно осматривать его и тем самым выказать сомнения в естественности смерти или в честности родственников.
Согласно исследованию судебных медиков из Мюнстера, ежегодно в Германии остаются нераскрытыми до 1200 убийств из-за недостаточно полного патологоанатомического исследования и неуклонно сокращающегося числа вскрытий. Согласно полицейской статистике преступлений Федерального управления уголовной полиции, в 2007 и 2008 годах среди примерно 850 000 естественных смертей за год от 650 до 700 случаев было признано преступлениями против жизни (умышленные, непредумышленные, заказные убийства). В соответствии с вышеупомянутой экстраполяцией это значит, что только примерно каждое третье правонарушение попадает в поле зрение полиции. Экстраполированное количество незарегистрированных случаев может быть преувеличенно, как и яркая цитата одного судебного медика: «Если бы на каждой могиле человека, чье убийство осталось незамеченным, стояла свеча, то кладбища Германии были бы ярко освещены». Тем не менее ясно одно – убийства часто ускользают от внимания правосудия.