Может быть, этот страх и стал причиной того, что он не отказался разговаривать со мной о своих преступлениях. Герберт Риттер сильно изменился за последние годы – не только внешне, но и внутренне. Мне показалось, что он понимал свою ситуацию и оперировал терминологией своих терапевтов. А еще он боялся. Боялся, что придется провести еще много лет, если не всю свою жизнь, в психиатрической лечебнице.

Однако еще до того, как я успел задать свои вопросы, Риттер захотел рассказать о своей жизни до убийств и осуждения, особенно о своем детстве и юности. Чтобы я мог «лучше понять» его и причины его поступков. Это совпадало с моими собственными намерениями, поэтому я немедленно согласился с его предложением.

Герберт Риттер был младшим из четырех детей у своих родителей. Его самым близким человеком была мать, чей авторитет одновременно впечатлял и пугал мальчика.

Я заметил, что каждый раз, когда Герберт Риттер говорил о своей «мамке», его поведение и жесты менялись: его обычно спокойный, тихий голос срывался на высокий фальцет, его расслабленная поза с прямой осанкой уступала место прищуренным глазам и судорожным движениям руками и пальцами.

Из-за нарушений речи Герберт Риттер провел первые два года в специальной школе, а затем перешел в начальную школу, где одноклассники дразнили его из-за заикания и избегали, потому что он якобы вонял. «Я замкнулся в себе и начал строить свой собственный внутренний мир». В своих мечтах он мог быть «совершенно другим Гербертом», которого принимали одноклассники. В своем выдуманном мире он представлял себя поджигателем и стал делать робкие попытки воплотить эти фантазии в реальность, играя с огнем в квартире.

Чем старше становился Герберт Риттер, тем сильнее его фантазии приобретали маниакальные черты:

С этого момента он начинает видеть себя бойцом-одиночкой, Рэмбо, который всегда готов к бою и ничего не боится. Герберт Риттер пытается приблизиться к своему образцу для подражания не только в своем иллюзорном мире. Он увлекается боевиками, занимается бодибилдингом, в нем просыпается страсть к быстрым автомобилям и мотоциклам.

Я спросил Герберта Риттера, были ли уже тогда его фантазии о власти связаны с сексом. Но он ответил на мой вопрос отрицательно и объяснил, что сочетание проявления власти и секса развивалось постепенно:

С этого момента фантазии о насилии занимают практически все его мысли. В тринадцать лет он начинает мастурбировать: обычно по несколько раз в день. Герберт Риттер понимает, что так дальше продолжаться не может, он хочет вырваться из этой изоляции. В возрасте пятнадцати лет он оканчивает среднюю школу с удовлетворительными оценками и идет к плотнику в подмастерья. Тогда же он начинает пить: сначала пиво и ликер, а затем переходит на крепкие напитки. Ему бывает хорошо только тогда, когда он пьян и не боится разговаривать с другими. Вечера Риттер проводит в своем любимом пабе, где постоянно напивается. Но прежде чем отправиться туда, он выпивает для храбрости дома. Он делает это тайком, чтобы не попасться на нравоучения матери. У Риттера нет девушки, потому что, даже будучи пьяным, он не осмеливается подходить к женщинам.

Он покупает разнообразное видео с порнографией и сценами насилия, которые смотрит в своей комнате. Они являются для него стимулами для ежедневной мастурбации. Еще Риттер прибегает и к необычным практикам.

Как-то раз Риттер видит в одной газете о кино анонс фильма. На одном из фото изображена голова женщины, откинутая назад. К ее горлу приставлен нож.

Однако прежде чем Герберту Риттеру реально удается осознать эту свою одержимость, он продолжает экспериментировать: визиты к проституткам и доминатриксам, бандажные практики со связыванием собственных гениталий, содомия и спонтанные гомосексуальные контакты с коллегами по работе или случайными знакомыми в общественных туалетах пивнушек. В возрасте двадцати трех лет в его любимом пабе с ним наконец заговорила одна молодая девушка. Она становится его первой любовью, первой женщиной, с которой он спит, не платя за это. Но даже секс с ней не может удовлетворить его ненасытное воображение, и он продолжает чувствовать огромную пустоту.