Время от времени появлялся Снейп, и с ним Драко был корректен и вежлив, стараясь не замечать, как ощупывает его каждый раз при встрече цепкий взгляд профессора, впиваясь в глаза, в лицо, в спину. Да, он знал, что мало спит и чертовски устает, но уж кто бы говорил, что называется — Северус и сам временами походил на полуголодного вампира.

Раскопки в Малфой-Меноре продолжались, не приводя ни к чему, и Драко это не удивляло — и так понятно, что в лучшем случае удастся установить лишь примерное количество погибших. Опознать их не оставалось никакой возможности — сложно иметь дело с растертой между камнями кашей. Тут и с числом-то можно было определиться, только исходя из того, что какие-то фрагменты находили чуть дальше от других — и на этом основании решали, что это был отдельный человек. С частями, лежащими вместе, было и вовсе неясно — те вполне могли принадлежать и одному, и двоим, и троим… В общем, учитывая тот факт, что никто не мог с уверенностью представить даже количество людей, находившихся в замке в тот злополучный (кому как, большинству — очень даже замечательный) вечер тридцать первого июля, раскопки выглядели очередной абсурдной попыткой Визенгамота изобразить видимость бурной деятельности.

Не удалось идентифицировать даже тело Джинни. Драко подозревал, что ее обгорелые останки от удара просто рассыпались в прах, на который никто не обратил внимания. В любом случае — он считал, что последняя из многочисленных Уизли получила свое, в чем-то даже частично загладив свою вину. Очень-очень частично. Совсем чуть-чуть.

От Северуса всегда хотелось как можно скорее избавиться, окунувшись в привычное одиночество. Пытливый, пронзающий, как рентген, взгляд профессора нервировал Драко, расшатывая и без того непрочный, едва устоявшийся быт. И еще — это был страшный и неприличный секрет, но Малфою не хотелось, чтобы Поттер, вернувшись, застал здесь профессора Снейпа. Глупость, но Драко никак не мог избавиться от холодного, четкого понимания, что в прошлом он наделал бездну ошибок, и ему больше не хочется их повторять.

Например, Поттер всегда был нечеловечески, просто патологически ревнив, и Драко время от времени провоцировал его, делая вид, что Гарри стоит научиться держать себя в руках, или начать доверять ему, или разобраться с собственной неуверенностью в себе… Поттер был таким, каким он был, и — ох, черт, сейчас Драко отдал бы все, не задумываясь, вообще, все — только за то, чтобы когда-нибудь Гарри шагнул из камина, взъерошивая свои вечно лохматые волосы и хмуря брови, и плевать на его вечную идиотскую ревность. Пусть ревнует к кому угодно… только пусть уже возвращается.

Драко ждал его постоянно, каждую минуту, пряча это ожидание даже от самого себя, делая вид, что вовсе не думает о том, что будет, когда Поттер снова появится здесь. Он изобретал для себя все новые и новые занятия, он следил за событиями в Магическом Мире, он старательно изображал перед Снейпом присущую каждому здравомыслящему стихийному магу холодность и отстраненность и, закрывая за ним дверь, вздыхал с облегчением — все хорошо. Он не заметил.

Драко знал, что готов ждать — сколько потребуется. Бесконечно. Если честно, он вообще не допускал мысли, что Поттер не вернется сюда. Потому что — разве он может не вернуться?..

Это произойдет. Вечером, когда уставший Драко будет тереть покрасневшие глаза, сидя в кресле и зарывшись в кипу бумаг, Гарри ввалится в кабинет, прислонится к косяку и скажет — Малфой, черт тебя побери, ты опять застрял в своих цифрах! И в его голосе будет упрек, и еще — обида, что ему пришлось тащиться через весь дом, а Драко уставится на него и в первый раз в жизни не найдет слов, чтобы ответить надлежащей гадостью, а Гарри усмехнется, снимет свои дурацкие очки и вздохнет — слушай, я очень устал…

Вечера проходили один за другим, и Драко старательно не думал о том, что каждое мгновение машинально прислушивается, не заскрипит ли лестница под знакомыми шагами. Она не скрипела.

Почему так долго? — невольно спросил он сам себя однажды. Нет, я все понимаю, но — почему? Ведь я же жду, что еще ему нужно, разве ему чего-то не хватает, чтобы прийти ко мне? Грэйнджер говорила — мы перестанем чувствовать после Разделения, ха, черт, да, не поспоришь, мы и впрямь перестали, особенно — учитывая тот факт, что сейчас это было бы просто проблематично… Он ведь… Гарри, он… ну, его нет в этом мире, ведь так? Вот поэтому я его и не слышу. Трудно провести достоверный эксперимент, когда находишься в разных мирах. Я просто буду ждать его, и однажды…

Утром. Я еще буду спать, а он войдет в комнату — тихонько, на цыпочках, но на самом деле, как всегда, неуклюже зацепившись за стул, — присядет рядом со мной на корточки и запустит огрубевшие пальцы мне в волосы. А я проснусь и почувствую, как перехватывает дыхание от его прикосновений, как подкатывает комок к горлу, потому что он посмотрит на меня своими пронзительными зелеными глазами, и я уставлюсь на него, как идиот, и поймаю себя на дурацкой мысли — твою мать, Поттер, как же я соскучился!..

Сколько еще придется прожить без тебя? Сколько еще ждать? — подумал Драко однажды утром, глядя, как за окном медленно кружатся внезапно пожелтевшие листья. С этого дня он воспылал страстной любовью к подоконникам — и все чаще проводил ночи, прижавшись лбом к стеклу, водя по нему кончиками пальцев. Ему хотелось запомнить каждую секунду отчаянно ускользающего времени, он не знал — почему, но чувствовал, что время заканчивается. Время ожидания, время надежды. Время будущего.

На улице чертовски холодало, и Добби изнылся, что пора заняться подготовкой поместья к зиме, что здесь не зимовали кучу лет, что хозяин должен прислушаться к его словам… Драко в конце концов согласился, в глубине души начиная тихо ненавидеть эльфа за то, что рано или поздно осень тоже закончится. Как и лето. Как и он сам.

Потому что — потом, когда Поттер вернется, Драко сгребет его за грудки и так от души впечатает в стену, что у того посыплются искры из глаз. Он схватит его за плечи и заорет прямо в лицо — Мерлин тебя побери, где можно было шляться столько времени?! Ты хоть думал своей башкой о том, что я здесь, что я жду тебя — каждый день, каждый чертов день?! Что ты бросил меня?!

Губы Поттера будут шевелиться совсем рядом, так близко, и Драко не был уверен, что не сорвется на слезы, на истерику, что не бросится целовать их, продолжая бормотать ругательства, повторяя — Гарри, Гарри… — что сможет сохранить рассудок, еще только раз посмотрев в его глаза, почувствовав его тепло, его близость, его запах…

А осень надвигалась все неотвратимее…

* * *

В это ничем не отличающееся от прочих утро Снейп ворвался, как всегда, взметнув полой мантии, и на мгновение замер, пристально глядя в серые глаза.