Гермиона остолбенела. Губы ее дрогнули, словно она пыталась сдержать жалобные слезы несправедливой обиды.

— Вот ты еще разревись теперь… — поморщился Драко, прислоняясь к стене и запрокидывая голову. — Грэйнджер, я устал. Не добавляй мне проблем, хорошо? Просто собирайся и уматывай — куда угодно. Хоть в Хогвартс, там тебя с радостью примут, я полагаю.

Она смотрела так, будто ей только что плюнули в распахнутую душу. Но взгляд при этом был пристальным и изучающим.

— Я тоже переживаю, между прочим, — негромко сказала она. — Не думай, что ты — единственный, кому Гарри был дорог…

Драко медленно перевел на нее мгновенно заледеневший взгляд. Выбрала, куда ударить, тварь?

— Хочешь поговорить о нем? — чуть слышно произнес он. — А о том, что это твоя подружка заварила всю кашу, в которой он оказался, не хочешь?

Гермиона вспыхнула до корней волос.

— У тебя нет доказательств, — процедила она. — Ты просто пытаешься поквитаться с Джинни за то, что остался один. Может, ты, вообще, сам во всем виноват, а теперь ищешь, кого сделать крайним?

Драко помолчал, скривив губы в горькой усмешке.

— Вон отсюда, Грэйнджер, — понизив голос, устало сказал он и отвернулся. — Третий раз повторять не буду. У тебя полчаса на сборы, и — чтоб я тебя в радиусе мили отсюда не видел. Никогда.

Он вышел, прикрыв за собой дверь. Беспомощная ярость Гермионы пробивалась даже сквозь стены, и Драко хотелось оказаться как можно дальше от разозленной девицы. Он слишком устал от чужих эмоций, проблем, желаний, ожиданий, планов и предположений.

К черту все, утомленно подумал Драко. Ей больше нечего здесь делать, а мне незачем заниматься благотворительностью. Война окончена — и мне плевать, что на самом деле она будет длиться еще, может быть, годы. Свои проблемы Грэйнджер отныне будет решать самостоятельно.

Чертовы тупые гриффиндорцы… Если разобраться, то все края цеплялись именно за них. За Уизли, за Финнигана, за Грэйнджер. Даже за… да. За него. За его неистребимую тягу помочь всем и вмешаться во все… За эту его чертову способность быть тем, кто необходим именно сейчас. За его силу — бесшабашную, отчаянную, хулиганскую… За его умение быть настоящим. Живым. Солнечным.

Боль потери обрушилась так предательски неожиданно, что Драко задохнулся, вжимаясь в стену и стискивая зубы до ломоты в челюстях. Он знал, всегда знал, что рано или поздно она придет. Но — разве можно быть к этому готовым?..

Грэйнджер нашла его сидящим на подоконнике в Малой Гостиной. Обхватив колени, Драко смотрел в окно, прислонившись лбом к стеклу, и обозленная Гермиона невольно подумала, что, возможно, он пытается сделать из этого дома склеп для самого себя — еще дышащего, но уже не живого.

— Малфой? — негромко окликнула она его от двери. — Я уезжаю…

Драко невыразительно кивнул, чуть повернув голову, но не отводя глаз от покачивающейся на ветру ветки яблони по другую сторону стекла. Гермиона набрала в грудь воздуха и, собравшись с духом, выпалила:

— Малфой, Гарри… он знал, что так закончится. Что вы… забудете друг друга. После Разделения.

Драко замер на вдохе, почти перестав дышать. Взгляд заледенел, на миг напомнив девушке о бездне, дохнувшей однажды из этих глаз ей навстречу.

— Он знал, что это необходимо. Разорвать связь. Он говорил, что только так можно все исправить…