— Философский? — переспрашивает следователь, скривившись.

Лицо Менджюна пылает. Издевательское отношение задело его, и, чтобы скрыть свое возмущение, он смотрит через голову полицейского в распахнутое окно. Во дворе шумит листочками тополь, ветер играет ветками, колышет листву. Хорошая пора — май. И зачем он в такую пору здесь, в этой мрачной комнате, и почему вынужден молча сносить насмешки этого типа? В обычной жизни он бы даже прикурить не попросил у какого хама. И все по папочкиной милости. Спасибо! Когда они еще жили все вместе, Менджюн почти не видел отца. Его не было дома месяцами. Шанхай, Харбин… Юные годы свои отец провел в Китае, а после освобождения Кореи почему-то переехал с семьей в Сеул. Если бы не этот переезд, мать, вероятно, сейчас еще была бы жива… Как знать…

— Так, так… Ты на философском, значит возможно, и с учением Карла Маркса знаком?

— Простите? — поглощенный своими мыслями, Менджюн не расслышал вопрос полицейского.

Следователь разозлился и грохнул кулаком по столу:

— Ах ты, сволочь! Уши забиты дерьмом, да? Спрашиваю, ты знаком с марксизмом?

Ситуация накалялась. Менджюн чувствовал, как у него горит лицо и увлажняются глаза.

— Молчишь?

В комнате повисла тишина.

— Ты что, змееныш, думаешь, я тут шутки шучу?

Менджюн с трудом выдавил:

— Не знаком…

— «Не знаком»?! Отец помешан на марксизме, а сынок ничего не знает!

— Философский факультет имеет свою программу. Нам не преподают марксизм.

— Возможно. Но ты сын оголтелого «красного» и с детства воспитывался в коммунистическом духе. Так ведь?

— Когда отец жил с нами, я никогда не слышал от него ничего подобного.

Человека по жизни ведет душа. Дутой этих двоих — отца и сына — вели их разными дорогами, которые нигде не пересекались.

— Ладно. Ты часто получаешь вести от отца?

— Что?

— Нy, мерзавец, ты глухой, что ли? Плохо слышишь?