Тен-сонсэн молча слушал взволнованную речь молодого друга. Не поддакивал, не возражал. Хранил бесстрастное молчание. Кажется, это устраивало обоих.
Затем достал серебряный портсигар. Угостил Менджюна сигаретой, закурил сам. Его рука слегка дрожала, когда он подносил зажигалку к сигарете гостя. В эту минуту Менджюн смутно ощутил нечто новое в их отношениях: Тен сошел с высокого пьедестала наставника и встал вровень с ним, Менджюном, готовый установить более близкие отношения. Это было одновременно и приятно, и грустно. На месте, которое занимал кумир, теперь пустота.
— А тебе не хочется стать горнистом, созывающим народ на Площадь?
— Не уверен. Слишком давят власти.
— Значит, и тебе дороже собственное корыто, и ты живешь в надежде на личные кладовые.
— Как закончу подготовку, тогда посмотрим.
— И что тогда?
— Счет будет предъявлен.
— А если векселя не оплатят?
— Скорее всего, так и будет.
На этом разговор закончился. Во время сегодняшней беседы Тен сдавал свои позиции одну за другой, а Менджюн, напротив, ощущал все большую уверенность в себе, чему он был несказанно рад, хотя и испытывал некоторую неловкость перед собеседником, и потому очень старался, чтобы распиравшая его гордость была не так заметна.
— Поставить Бетховена?
Менджюн кивнул утвердительно. Тен включил проигрыватель. Заглушая надоедливый шелест дождя и завывания ветра, в гостиной зазвучала тихая мелодия, и словно луч света рассеял мрак. Тен распрямился и начал покачиваться в такт музыке. Словно хотел сказать: «Видишь, друг, я нисколько не огорчен поражением в сегодняшней словесной баталии!» Менджюн улыбался, и его улыбка говорила: «Ну конечно. Я все понимаю!»
Скорость! Шлейф пыли позади. Все, что расположено по сторонам дороги, мгновенно уносится назад. Сквозь черные очки мир ощущается совсем по-другому — словно плывешь в морской толще. Навстречу стремительно бегут — чтобы тут же скрыться позади — просторные поля и горы. Их очертания размыты расстоянием и игрой света и тени. Менджюн сильнее нажал на газ. Мотоцикл взревел и помчался еще стремительнее. Быстрая езда смягчала июльский зной, как будто невидимый вентилятор навевал спасительную прохладу. Зимой прошлого года вдвоем с Еньми они как-то уже ездили по этой дороге, проложенной между Сеулом и Инчхоном. Сегодня он едет в Инчхон к девушке по имени Юнай. До завтра вряд ли спохватятся, что его нет дома. А потом он позвонит. Тхэсик точно рассердится, что он взял его мотоцикл без спросу. Ничего, все будет в порядке. Как Юнай встретит его? Как говорит Еньми, Юнай — спелая ягодка. ждет, кто бы сорвал. Кто первым успеет, тому и достанется. Тхэсик недавно говорил: «Я и сам непрочь. Стоящая девочка!» Мысль немедленно ехать к Юнай пришла в голову неожиданно для него самого. Да и мотоцикл стоял у крыльца. Он с силой нажал акселератор и, на бешеной скорости мчась по укатанной дороге, думал, что ему действительно очень нужна эта малознакомая девушка. Или не южна, и это просто минутное заблуждение? Сумасшедшая скорость помогала избавиться от липкого удушья.
Впервые он узнал об этом от отца Еньми. Потом его дважды вызывали в полицию, и он почувствовал на себе клеймо преступника. Жизнь расстроилась. как музыкальный инструмент. Теперь за ним неотступно следовала черная тень. Это стало будничным делом. Невидимый враг вымещал на нем свою злобу. Нет, это не сон. Это происходит наяву, и спиной он чувствует обжигающий удар кнута. Живодер с Площади политики, помахивая ножом, стоит и ждет у порога его спальни.
Мотоцикл резко вильнул. Менджюн притормозил. Северная окраина Инчхона. Вот и дом Юнай. Он прислонил мотоцикл к каменной ограде, огляделся. Вдали, где море сливается с небом, весь горизонт в сплошных облаках. Зачем я здесь, в Инчхоне? Он вздрогнул, услышав чьи-то шаги. Это Юнай. Одета по-домашнему, кофта и юбка из жесткой ткани, резиновая обувь. Он почему-то стеснялся взглянуть ей в лицо. Девушка была радостно удивлена его приезду:
— Ой, это вы? Как неожиданно! …Жарко, правда? Скорее идемте в дом, там прохладней.
Она открыла ворота и провела гостя во двор. Разместившись на полу на сиденье со спинкой, Менджюн выбирал ломти арбуза из посудины с кусочками льда и не мог сказать ни слова. Юнай сидела рядом и обмахивала его веером так естественно и просто, будто всю жизнь занималась этим делом. Менджюн нахохлился, словно птица, нечаянно угодившая в силок. И одновременно он испытывал блаженство.
— Вы, наверное, удивлены?
— Да, и вправду. Я услышала шум мотоцикла, выглянула на улицу и вот…