Он закрыл ей рот поцелуем. Его язык ощутил солоноватый вкус слез, смешанный с непостижимо замечательной сладостью ее губ. Чуть отстранившись, Джеймс обхватил округлившийся живот Тилы.

— Прошу тебя, пойми! Я мечтал о твоей любви, но разум убеждал меня в том, что ты должна уехать подальше от опасности и от Уоррена. Когда меня, пленного, вели по улицам Сент-Августина, я слышал, что говорили люди об индейцах, обо мне. Я горжусь своим происхождением, но ненавидел их за эти слова. Ненавидел за то, что они, белые, переполнены предрассудками. Тогда мне не верилось, что ты действительно готова быть со мной, разделить мою жизнь… ты, привыкшая к иной жизни. Одно дело — влечение, вспышка страсти на лоне дикой природы, и совсем иное — повседневная жизнь. И ты ничего не сказала мне. Вот что копилось во мне все это время и возбуждало злобу. Ты не сказала мне о ребенке — там, в роще.

— Я не знала! Иначе сказала бы тебе. Не знала, клянусь! Я…

— Я боялся, — тихо признался он.

— Боялся? Я никогда не замечала, чтобы ты чего-нибудь боялся.

— Я боялся желать тебя, зная, что ты не можешь принадлежать мне.

— Но я принадлежу тебе!

— Вполне ли ты принадлежишь мне? Я не сделал для тебя ничего — только наградил ребенком, к тому же незаконнорожденным и краснокожим. Я погубил твою репутацию! Я же не запоздавший с оплатой счетов адвокат или врач, а индеец. Краснокожий! — Джеймс прижал ее руку к своей груди, как когда-то раньше. — Ощути мою красную кожу, любовь моя! Она обожжет тебя, а ты словно не понимаешь, как это больно.

— Мне больно, когда тебя нет. Когда я боюсь за твою жизнь. Когда я не знаю, когда…

Они вздрогнули, услышав грохот копыт по мостовой.

— Лошади! — Тила с ужасом уставилась на него. — Бог мой, Джеймс, как ты здесь оказался? Среди ночи… Ты бежал… из крепости!

— Пришлось бежать.

— Почему? Они обнаружили побег и теперь начнут охотиться за тобой!

Джеймс вскочил и быстро подошел к открытой двери балкона. Долго ли он пробыл здесь? Уже светало. Ночь кончилась. Всадники приближались. В военной форме.

Необходимо бежать, и без промедления. Пока Джеймс обдумывал ситуацию, дверь распахнулась, и появился Джаррет в длинном халате.

— Боже, Джеймс, скорее уходи отсюда!

— Я не боюсь военных и больше не стану бегать от них. Отдаю себя в твои руки, а ты передашь меня Эрнандесу или Джесэпу. Мы скажем, что пребывание в крепости угрожало моей жизни. Я хочу защитить свое имя от нелепых обвинений Уоррена, утверждающего, будто я зачинщик расправы с его людьми.

— Джеймс, ты не понимаешь. Это не просто военные! — Джаррет был очень взволнован. — Это Уоррен, и его сопровождают не солдаты, а головорезы.

— Уоррен? — удивился Джеймс. — Уоррен вернулся в Сент-Августин, обнаружил побег и так быстро оказался здесь? Это не Уоррен…

— Джеймс, ты же знаешь, ему сообщили о том, что ты здесь. Уверяю тебя, это он. Не понимаю, как ему удалось добраться так быстро, но он здесь. Может, они прибыли в крепость как раз в тот момент, когда был обнаружен побег. Какая разница? Он здесь и приближается к дому.