Гордая Заруня пару раз выплывала из дома и что-то там кричала, обзывалась, даже ругаться пробовала, но я не обращала на неё внимания. Потом она спустилась и дошлёпала до меня. Уперев руки в бока, стала высказывать, что я должна привести себя в порядок и пилить в топь празднично одетая, умытая и расчёсанная. Баня натоплена, одежда ждёт. «Это ещё зачем? — думала я, слушая её разглагольствования, Я что, на бал собираюсь, или иду грязь месить?» Поняв, что второе, сообщила ей, что и так сойдёт. Она унеслась жаловаться. Выполз не мой мужчина-воин по имени Торион — Губоб и стал учить меня уму — разуму. Хотел силком в баню вести, но скамейка оказалось крепкой, а голос мой, проверенный в битвах, громким, потому у него ничего не вышло. Решили, что соседи от воплей сбегутся, нехорошо получится.
В итоге они завернули меня в праздничное покрывало, вместе с головой, оставив щель для глаза, чтобы не упала ненароком, позвали соседских баб и отправились с заунывной песней провожать меня до топи. Губоб не пошёл, только бабы и дети. Женщин, пока мы шли по улицам, примкнуло ещё десятка два. Получилась вполне себе похоронная процессия, а если учесть, что стремительно темнело, и они зажгли факелы, то ещё и с почестями. Чтобы я не сбежала, меня с двух сторон держали двое — Заруня, и я так поняла, её служанка. Здоровенная бабища килограмм под сто двадцать и ростом под два метра. И что Торион на ней не женился, спрашивается? Вон, какая подмога в хозяйстве, да из неё даже ратная подруга ничего бы получилась. И её, между прочим, и откармливать не надо. Всё экономия в доме.
Всю дорогу в импровизированную щель я рассматривала улицу, вдруг сбегу, нужно хоть знать по какой не стоит бежать. Дорога вывела из городка и пропетляла дальше, через небольшие пригорки к рощице. Оказалось, что там большое круглое озеро, заросшее по берегам деревьями. На небо выполз удивлённый глаз Нагона и окрасил мир в серебристо-голубые тона. Топью оказался полуразрушенный старинный замок, по какой-то причине затонувший много лет назад своей западной частью в озере. Словно стоял каменный гигант на берегу и пополз в него от сильной жары, захотев искупаться. Его верхняя часть почти вся разрушилась, а нижняя осталась нетронутой. Каменные стены, стоящие на земле, местами ещё хранили следы былого величества.
Меня подвели к огромным входным дверям, которые почему-то были в очень хорошем состоянии, наверно, эти садисты их меняли, и под всеобщий гомон затолкнули вовнутрь. Правда, когда толкали, покрывало свалилось, и все стали ойкать, зачем Ториону понадобилась такая грязная лохудра.
Захлопнули дверь, и я осталась стоять в темноте. Повернулась, потолкалась обратно, постучала, вдруг не закрыли? Но голоса, словно все пропали, погрузив меня в тёмную пелену тишины и мрака. Было жутковато. А что если сесть здесь и дождаться утра? При свете щели явно должны светиться, и тогда можно будет вылезти отсюда. Зачем мне тащиться в какую-то топь? Насколько я поняла — это должен быть путь к воде. Что-то я не уточнила, а они меня на ночь сюда засунули или на всё время, пока не вылезу? Что-то мне подсказывало, что второе. От безысходности облокотилась на дверь и сползла по ней, села, сижу. Прикрыла глаза, всё буду спать, главное ни о чём не думать, а то получу себе ещё привет от Заорании.
— Тётя, — примерно через час донеслось откуда-то сбоку. Вот интересно, почему-то баб я не слышала, а его хорошо.
— Том? — переспросила на всякий случай.
— Тётя, вы у двери не сидите, — зашептал он, я встала и двинулась на ощупь к тому месту, откуда доносился голос, — вы вперёд идите, — быстро говорил мальчонка, — выход есть только там, где вода. Возле нужной двери я рисовал угольком знаки. А здесь они всё закрывают.
— Том, да ты где?
— Я здеся, тут щель в стенке есть, про неё не знают, а у меня там внутри тайник имеется свечка и спички.
— Том здесь ничего не видно? Как я найду?
— Возле этого места у стены поищите, — шептал он, — тётя, я не хочу, чтобы вы в топь попали. Вы мне понравились. Но и новую жену для папы не хочу. Вы, пожалуйста, спаситесь, ладно, и убегайте, — переживал ребёнок. — А потом я сам на вас женюсь, вот только подрасту немного, — утешал меня он.
Пока мальчонка шептал, я лихорадочно возила руками по полу рядом со стеной. И, о чудо, нащупала свечку и длинный коробок.
— Я нашла Том, — поблагодарила ребёнка, — и обязательно пришлю тебе весточку, как выберусь отсюда. Спасибо тебе большое. А сейчас беги домой, а то тебя ещё и ругать будут.
Дрожащими руками зажгла длинную спичку, она больше походила на деревянную лучину по размерам и осторожно подожгла свечу. Жёлтое пламя заплясало на старых, облупившихся стенах. Я поднялась и осмотрелась, в каждой стене зияло по чёрному провалу от когда-то стоявших здесь дверей. Начала справа. Осмотрела всё возле первого прохода и ничего не нашла, рядом со вторым заметила накарябанный чёрный квадратик, но он был зачёркнут, пошла к третьему проходу, там был просто рисунок, туда и нырнула. Так я шла из комнаты в комнату, перелезая через обрушившие завалы камней.
Вскоре на улице стало светать, за благо в это время года ночи на Заорании всего по несколько часов. И сквозь щели стали проступать краски утра. Я затушила свечу, пока что-то видно, буду идти так. Но проклятые комнаты не заканчивались, словно кто-то, издеваясь, вёл меня по бесконечному коридору.
По всем законам я должна была уже давным-давно быть за пределами замка, столько я прошла, но нет, комнаты вырастали и вырастали на моём пути.
Наконец, совсем выбившись из сил, я присела отдохнуть. Где-то монотонно капала вода. Жутко хотелось есть и пить, но сворачивать на звук боялась. Я закрыла глаза, собираясь чуть-чуть посидеть, и провалилась в сон. Очнулась и подпрыгнула от злости на себя. Вот кто так делает, спрашивается? Днём спит, а ночью ходит! Соскочила, вокруг ничего не изменилось, разве только краски дня слегка приглушились. Пить хотелось ужасно. Идти на звук воды или всё же придерживаться знаков Тома? Решила возле каждой двери, куда вхожу, класть камень, за благо их тут валялось десятками, но стоило мне с такой умной мыслью подойти к проходу, как увидела, что кто-то уже пользовался такими идеями. А ведь я раньше даже не обращала на это внимание.
На душе стало как-то совсем уныло, и я, превозмогая жажду, двинулась по отметкам Тома, пока в голове не возникла странная мысль, а как он столько времени здесь бродил? Его что, никто не искал? Как стояла, так и опустилась на пол. Кто это надо мной шутит? Может, это и не ребёнок вовсе со мной говорил? С чего я поверила, что это Том? Закрыла глаза руками.
— Святейший, помоги, — прошептала, понимая, что, кажется, я домечталась. Заруня не зря, по всей видимости, замотала меня в покрывало и не настаивала, чтобы я помылась. Меня же теперь даже никто не опознает. Дрожь пробежала по телу. Если Веравски ищет меня, то и ему никто не скажет где я. Я на фотографии, и я такая, как сейчас, с разводами вокруг глаз и колтуном на голове, в грязной одежде, и неумытая. Ни один не признает, даже жена Губоба. А тот из вредности может не сказать.