Роза поставила на стол тяжелую сковородку с жареной картошкой. Артем достал с полки три стакана и три вилки. Женщина вынула из ведра с холодной водой бутылку молока и разлила его по стаканам. Увидев, что в свой стакан Роза налила меньше половины, Артем отлили молоко из своего и бросил строгий взгляд на Давида. Тот кивнул и тоже отлил молоко в стакан матери.

Наевшись, Артем откинулся на стенку и похлопал по своему животу ладонями. Давид, покосившись на него, сделал то же самое.

— Теть Роз, — обратился Артем к женщине, — а расскажи о себе.

— Та шо рассказать? — Роза обмыла кипятком из чайника стаканы и вылила остатки горячей воды в сковороду.

— Ну, как росла, про отца Давидкиного, — уточнил Артем.

Женщина вытерла мокрые руки об передник, поправила упавшую на лоб седую прядь, села на скамейку и начала рассказ:

— Я родилась в девятьсот первом годе. Ох, так давно, таки подумать страшно. Наша деревня небогатаю была. Отец починял обувь, мама, как и я, швеей была. Нас, дитев, было семеро. Три старших брата, я и исчо три сестренки. Бедно жили. Када революция случилась, а за ней гражданская война, в нашу деревню вошла красная армия. Это был большой отряд красноармейцив под предводительством Якова Абрамовича Готберга. Отец сразу понял, шо я приглянулась красному командиру Готбергу, и сосватал меня за него, — женщина посмотрела в окно и улыбнулась. — Яков Абрамович был старше меня на двадцать лет. Он был образованный, с хорошими манерами, та и ко мне относился хорошо, по-доброму. В обчем, повезло мне с мужем. Мы год помикались по обозам и палаткам. Потом, после войны, Якова Абрамыча назначили командиром военного гарнизону на граници с Польшей. Вот там и настигла нас беда. Бандюганы решила перейти границу. Яков Абрамович со своими солдатами пытался остановить их, но в перестрелке был ранен. Врачи в городе несколько часов сражались за его жизнь, но не смогли его спасти. Так я стала вдовой.

Роза вздохнула и задумчиво потерла пятно на столе подолом передника.

— Не знаю, что бы со мной стало. Наверное, пришлось бы вернуться в деревню, но к счастью, нашелся добрий человек, соратник и друг моего Якова Абрамовича — военком Павел Федорович Мордвин. Его как раз с женой, Софьей Константиновной, в столицу перевели. Они и взяли меня с собой. К тому времени наш дом построили. Мордвины получили там большую квартиру, а мне тоже вибили, тока поменьче. Я работала у военкома домработницей. Убиралась у них, веши в прачечную носила, в магазины по мелочам бегала, форшмак им готовила. Уж очень им мой форшмак нравился. Это был двадцать седьмой год. Помню, осень была. Дожь шел. Сильный такой. А мне виходной дали. Как назло, когда работала, погода хорошая стояла. А как выходной — дожь, — Роза снова вздохнула. — Я решила прогуляться. Ну не сидеть же таки в виходной дома? И вот, иду я такая по улицам, дожь по зонту колошматит. Я глаза поднимаю, а там ОН… На принца из сказок похож, шо мне мама рассказывала. Все вокруг бегут куда-та, торопятся, по делам спеша. А он идет посреди всего этого, как будто не с этого мира. Не могу объяснить даже, — смутилась Роза, и ее щеки вспыхнули румянцем.

— Ты все правильно говоришь, теть Роз, — погладил ее по плечу Артем, — рассказывай.

— Любовь у нас случилась. Я сразу поняла, что он моя судьба. Мы с первого дня вместе стали жить. Квартиру обустраивали, обои клеили. Помню, военком нам на свадьбу шкап подарил. А он таким тяжелым оказался, шо нам его на этажь шесть солдат тасчили.

— Да уж, — улыбнулся Артем, — помню я этот шкаф.

— Да откудова ты его помнить можешь? Фантазер! — засмеялась Роза и потрепала Артема по голове. — А потом, — продолжила она рассказ, — я забеременела. С Яковом Абрамовичем-то детей у нас не было. Врачи говорили, шо дело во мне. Я уж и смирилась с этим, а тут вот такое чудо случилась. Когда пришло время рожать, я уговорила Иосифа, так отца Давида звали, пригласить домой повитуху. Уж больно я врачей боялась. Он ругался на меня сначала, потом согласился. Когда повитуха вынесла Доденьку показать отцу, его уже и след простыл. Он сбежал. Даже ботинки не надел, вот как утекал от нас, — женщину насупила брови. — И главно, я до сих пор не могу понять: почему он нас бросил? Ведь он говорил, шо любит меня, и рожжение Доденьки ждал. А тут взял и сбежал. И с тех пор я о нем не слыхала. Давиду я оставила его отчество, а вот фамилию свою дала, девичью: Лившиц.

— Почему ты решила, что он убежал? — возмутился Артем. — У человека могли быть обстоятельства. Может, он просто не смог им помешать.

— Какие обстоятельства могли ему помешать увидеться с сыном? — нахмурилась Роза.

— Ну, может, он пришел из будущего. А когда родился Давид, его в будущее обратно уволокло, — выдал Артем.

— Вот дурачок, — засмеялась Роза, — Увы, — сказала она серьезно, — в жизни все намного проще, чем в твоих фантазиях. Люди просто уходят, чтобы больше не возвращаться, — она тяжело вздохнула, смахнула непрошеную слезу со щеки и добавила: — А теперь дуйте спать. Завтра куру резать буду. Не несется одна. С утра на рынок сбегаете, купите муки и отрубей курям. А я завтра клецки делать буду.

Артем разделся и нырнул под одеяло. Давид аккуратно положил одежду на единственный стул, залез на диван и уселся по-турецки, всем своим видом показывая, что спать не собирается.

— Ты чо? — поднял голову Артем.

— Шо ты там про будусчее трепался? — совершенно серьезно спросил Давид.