Розы на кухне не было. На столе стоял остывший чай и два куска белого хлеба с тонким слоем масла. Артем подошел к комнате Розы и Евы, стукнул два раза в дверь и, не дожидаясь ответа, отрыл ее.

Артем уже бывал в этой комнате. Обстановка в ней была такая же скудная, как и в остальных помещениях. Две панцирные кровати, застеленные лоскутными одеялами, трюмо без зеркала и небольшой сундук. У кровати, где спала Роза, стояла старая Зингеровская швейная машинка.

Ева была ровесницей Розы, но казалась совсем старухой. После смерти мужа она немного сошла с ума и теперь почти не выходила из своей комнаты. Целыми днями она сидела, уставившись в серую стену, и молчала. Роза кормила ее, расчесывала ее седые кудрявые волосы, стирала и меняла белье.

Ева, как обычно, сидела на кровати и не реагировала на вошедшего Артема. Роза, стоящая у своей швейной машинки, вздрогнула и, отвернувшись, вытерла лицо передником.

— Тет Роз, ты чего? — Артем остановился у двери.

— Ай вей ме, — запричитала Роза, обхватив голову руками, — сломалась… Машинка сломалась! А в починку ее отдавать дорого стоит. А я ведь работаю за ей.

— Ты не ори давай, — насупился Артем. — Денег нет?

— Есть денег, — Роза перестала причитать так же резко, как и начала. — Я их отложила Додику на тапочки парусиновые и рубашку на выступление, — Роза снова завыла, — и как я теперь работать буду-у-у?

— Так, хватит орать! — рявкнул Артем. — Иди-ка лучше умойся, а я тут немного поколдую.

Роза всхлипнула, послушно встала и, вытерев лицо руками, вышла из комнаты.

Артем быстро разобрал механизм и нашел причину, которая мешала его работе. Ей оказалась тонкая игла, застрявшая в шпульке. Артем вынул ее, смазал механизм машинным маслом из железной лейки, собрал все обратно. Вытерев руки об штаны, он довольно улыбнулся.

— Ну шо? — в комнату вошли Роза и Давид.

— Шо, шо… Принимай работу, хозяйка, — Артем крутанул колесо, и машинка весело застрекотала.

— Темочка-а-а, — снова завыла Роза. — Спасибо тебе, родненький… — женщина подошла к Артему и мягко, по-матерински погладила его по отросшим волосам.

— Да ладно, — Артем смущенно дернул плечами, пытаясь увернуться от руки, — все равно я для вас гой.

— Та какой же ты гой, — женщина внимательно посмотрела ему в глаза, — я ведь так говорила, потому что мине страшно было. Предчувствие. Не знаю, как объяснить. Я как увидела тебя рядом с Додиком, у меня сердце упало. Думала, к беде, но сейчас знаю — это Бог тебя нам послал.

«Ну, не совсем Бог, — подумал Артем. — Но в чем-то ты права, тетя Роза», — а вслух добавил:

— Пойдемте завтракать. Потом дядя Фима просил ему кровать поправить. И курям нужно еды дать. Так что быстро хаваем, и делами заниматься!

Хотя по еврейским традициям Шаббат и считался священным днем, в который любая работа запрещена, весь барак был занят делами. Погода стояла хорошая, и трава росла быстро, грозясь забить нежные ростки зелени, лука и моркови. Куры тоже, несмотря на священный праздник, просили есть, громко кудахтав на насестах.

Ровно в пять мужчины барака гуськом потянулись по узкой дорожке в сторону деревни. Местный конюх, дед Тихон, давно выстроил себе добротную баньку. Война обошла это строение стороной. Коней съели в голодный год, хозяйство загнулось, дом покосился, а вот банька так и осталась стоять на берегу извилистой речки. Тихон стал пускать в баню «гостей». Сначала он разбирал и сжигал в бане остатки когда-то большой конюшни. Потом бизнес пошел в гору, и он стал позволять себе покупать дрова. Правда, вход в баню стал не рубль, как раньше, а десять рублей с носа.