Я распечатываю фотографию как есть, без улыбки, и вклеиваю в альбом — доказательство того, что я — из тех матерей, которые готовят детям полезные завтраки и аккуратно упаковывают их в стильную голубую коробку.
Фил прислал мне уже два сообщения. Я звоню ему на мобильный.
— Да, мы в порядке. В смысле в шоке.
— Я еще не на работе. Возьму отгул.
— Не надо, нет необходимости. Я буду занята. Увидимся за обедом — в «Лимонном дереве»?
— Хорошо, в двенадцать тридцать. Дай знать, если захочешь, чтобы я заехал раньше.
Я отправляюсь на пробежку, чтобы проветрить голову, а потом встречаюсь с Филом в университетском кафе. Фил преподает в университете физику. Он устроился у окна, и до меня вдруг доходит, что у нас с ним тут уже есть постоянный столик. В углу висит телевизор, и Фил смотрит репортаж, который я уже видела — вчера вечером. Одет вразнотык, нормальная будущая подруга непременно бы занялась этим вопросом: на нем коричневые ботинки, голубые джинсы, черная футболка и серая кофта на молнии. На мой вкус, он выглядит круто.
Фил поднимается обнять меня.
— Как Хлоя?
— Мне кажется, у нее шок. Спрашивала, можно ли воспользоваться твоим сканером, чтобы после школы сделать плакаты.
— Конечно, скажи, чтобы заезжала. Потом можно будет вместе выгулять Зигги.
Зигги — десятилетний австралийский терьер Фила, Хлоя его обожает.
Обычно я выжидаю хотя бы минут десять, прежде чем вывалить на Фила свои многочисленные проблемы, но сегодня мне так долго не вытерпеть.
— Я думала, что увижу его и ничего не почувствую.
Фил, наверное, страшно устал каждый раз говорить мне одно и то же:
— Чтобы ничего не почувствовать, ты должна для начала его простить, — говорит он.
— Простить его почти так же легко, как простить рак.
Я очень обрадовалось, когда это сравнение пришло мне в голову, и долго ждала момента, чтобы наконец его озвучить. Видя, что Фил никак не реагирует на мой афоризм и, похоже, ничуть не впечатлен, я разворачиваюсь подозвать официанта и опрокидываю стоящую на столе вазу — джинсы Фила залиты водой.
— Моя дорогая, моя недотепа, ты вазы крушишь и ломаешь фарфор[4], - говорит он, промокая штаны салфеткой.
— Что?