В Римской империи имелось два способа варки. Первый — похожий на египетский, а второй — кельтский. Лингвистические, письменные и археологические свидетельства показывают четкое разграничение этих двух вариантов. В эдикте 301 года император Диоклетиан, устанавливая цены, сделал их разными для пива из Европы, которое называлось camum и cervesa, и пива из Египта, которое он обозначил устаревшим к тому временем названием zythos. К тому моменту подобное разграничение тоже вполне могло быть устаревшим — это могли быть два разных напитка, а zythos скорее напоминал современную бузу. В латинском языке слова celea или ceruisa чаще использовались для обозначения напитков, изготовленных из зерна. Это позволяет предположить, что римское пиво разительно отличалось от египетского. Celea и ceruisa были, по всей видимости, заимствованы из кельтского и галльского языка[54]. Хоть римляне могли использовать кельтское слово для обозначения пива, кажется маловероятным, что римляне переняли пивоварение у кельтов, хотя полностью отрицать такую вероятность нельзя.

Кельтские племена в Галлии назвали пиво ogre. Пифий в IV веке до н. э. писал, что пиво было распространенным напитком в Галлии, что позже, в I веке н. э., подтвердил Плиний Старший. Он писал, что пивовары в Испании использовали в качестве закваски для хлеба пену, которая поднималась наверх во время брожения. Применение таких дрожжей, как это было в Британии и Галлии, позволяло печь более светлый хлеб, чем тот, что был распространен в Греции и Риме. Полибий во II веке до н. э. упоминал испанского правителя, который прославился тем, что хранил в своем дворце большое количество пива.

Посидоний около 100 года до н. э. писал, что у галлов пиво было напитком простолюдинов, а вино — напитком вождей. У кельтов пивоварение было женским занятием, как и приготовление хлеба, хотя в римской Галлии могло существовать некоторое подобие объединения профессиональных пивоваров. Для обозначения солода кельты использовали слова brace, из которого, вероятно происходит французское слово brasser (оно появилось еще до 1175 года), а также немецкое слово brauen, означающие процесс пивоварения.

В начале V века Орозий писал, что пиво было одним из главных напитков для тех, кто жил на высоких равнинах Испании. По всей видимости, в этой части Римской империи население кельтского происхождения сохранило традиции пивоварения даже в Средневековье, что было характерно для многих других территорий, когда-то находившихся во власти Рима[55].

Употребление пива также связывалось с германцами, жившими по обеим сторонам северных границ Рима. Описание повседневной жизни германцев у историка I века н. э. Тацита дает документальную основу для этой связи. Закон одного из германских племен, алеманов, устанавливал ежегодное пожертвование пива в храм, поэтому логично предположить, что напиток мог иметь религиозную функцию среди германцев. Вероятно, по мере того как германские переселенцы заселяли Римскую империю, сначала вдоль границ Рейна и Дуная, а затем по всей западной части империи, пиво замещало вино. Тем не менее установить, в какой мере это происходило, невозможно[56]. Производство пива в поздней Римской империи на фоне спада экономики, вероятно, снизилось, несмотря на переселение германцев, которое должно было позитивно повлиять на объемы потребления. Некоторое время спустя объемы производства восстановятся. Этот процесс проходил медленно, он длился на протяжении всего раннего Средневековья и практически никак не был письменно зафиксирован. Вскоре пивоварение приняло новые формы и к X веку догнало и перегнало объемы римского производства.

Несмотря на немногочисленность сведений о пивоварении в раннее Средневековье, создается впечатление, что оно широко распространилось по всей северной Европе. В древнеисландских сагах упоминаются два напитка: alu — напиток людей и bior — напиток богов. Слово bior, или beor, скорее всего не происходит от латинского bibere (пить). Семантика слова из немецкого и родственных ему языков показывают, что пиво было элитным напитком. Слово «эль», alu, öl, olut и другие его вариации, видимо, происходят от слова, означающего мед со специями[57]. К началу IX века под элем стал пониматься напиток из сусла, которое создавалось путем затирания соложеного зерна. В мифологии викингов герои, попадая в Вальгаллу, одаривались пивом — наградой под стать сильным и могучим воинам. Их предводитель, Один, наслаждался пивом в питейном зале, впрочем, также он пил вино и мед.

Медовуха, которую варили с добавлением пчелиного меда и дрожжей, по всей видимости, содержала меньше алкоголя, чем пиво[58]. Она считалась напитком для бедняков и рабов, если верить одному путешественнику X века, который был удивлен тому, что на юге Балтики этот слой людей не пьет эль[59]. Вероятно, это было преувеличением, поскольку в раннесредневековых польских источниках медовуха значится как напиток богатых и благородных, напиток для свадеб и праздников. Она также считалась достойным подарком. Возможно, причина такого пристрастия заключалась в личности адресата — им был король Англии, страны, в которой медовуха широкого распространения не имела. А вот в соседнем Уэльсе она, по всей видимости, ценилась выше, чем эль. Вторым по значимости был напиток braggot — эль с добавлением меда. Braggot часто пили на праздниках и в позднее Средневековье, по крайней мере, в Англии[60]. В XI веке в Уэльсе при дворе состоял специальный служащий, который был ответственным за медоварение и уход за чаном, который был настолько большим, что король и один из его служащих могли бы принять в нем ванну. Медом также одаривали придворных, что только подтверждает его важность, и все же надо сказать, что эль был более привычным для всех напитком.

Медовуха была популярна в средневековой Скандинавии и Пруссии, где пчелиного меда было предостаточно. Ее любили за то, что пьянила, а не за вкусовые качества. Потребление медовухи постепенно сходило на нет параллельно с распространением пива, хотя в некоторых северных частях Европы, где мед было легко достать, она продолжала цениться и в XVIII веке. Медовуху также использовали для лечения больных. Один стареющий парижанин в 1390-х годах написал книгу наставлений для своей жены, которая была сильно моложе, где, среди всего прочего, описал рецепт медового напитка со специями, которые добавлялись после того, как пивные дрожжи запустят брожение. Это варево призвано было излечивать болезни. Тот факт, что он записал рецепт и не упомянул другие напитки с медом, наталкивает на вывод о том, что медовуха была не самым распространенным напитком и не продавалась повсеместно, но и совсем чуждым явлением не была. Парижанин назвал этот напиток bochet. Другие писатели использовали иные слова для медовухи — например, medo, mellicratto на латыни, mede в английском и немецком. В первой половине XVI века английский писатель Эндрю Бурд описывал напиток, сделанный из меда, трав и воды. Он называл его metheglyn и утверждал, что этот напиток полезнее обычной медовухи. Вполне может быть, что в Высокое и позднее Средневековье употребление медовухи в среде аристократов сошло на нет не только потому что качество других напитков повысилось, но также потому, что ее стали советовать только больным в силу представлений о ее целительных свойствах[61].

Эль был известен и на Британских острова, и на континенте. До XVIII века в Уэльсе он сохранял название cwrw, а в некоторых частях Ирландии — courmi. Это говорит о том, в этих регионах пиво было известно еще до прихода германоязычных народов. Греческий географ Пифей, который около 300 года до н. э. отправился по морю к Британским островам, назвал местный напиток curmi. Таким образом, и термин, и сам напиток имеет древнюю историю. Считалось, что у Святого Патрика был личный пивовар в Ирландии, который жил в его владениях и был священником. Англы и саксы, проникнувшие в Британию через Северное море, уже имели представление о пивоварении. В законах короля Уэссекса Инэ (VII век) есть упоминание пива[62]. По всей видимости, англосаксы считали, что пиво полезно для здоровья, и потому рекомендовали его в качестве ингредиента в лекарствах. В медицинских текстах XI века эль упоминается чаще других напитков. То, что он описывается разными словами, говорит о наличии разных сортов и одинаковой их доступности. Мы знаем, что существовало нечто под названием «дважды сваренный эль». Это был более легкий напиток, который мог считаться лечебным и, предположительно, производился из второго или третьего затора. Эль и солод периодически упоминаются в источниках в качестве подарков, оплаты долга, арендной платы или даже штрафов в Англии до Нормандского завоевания. Вильям Мальмсберийский, уже в первой половине XII века, а также папа Иннокентий III в начале XIII века писали о том, что англичане злоупотребляют пивом. Они не единственные, кто на это сетовал. Два выдающихся церковных деятеля VIII века из Англии, святой Бонифаций и Алкуин, писали, что злоупотребление алкоголем среди церковных служащих — давняя и нескончаемая проблема[63]. В X веке Эдгар Миролюбивый (годы правления 959–975), на которого повлиял монах-реформатор Дунстан, приказал закрыть множество таверн и запретил иметь больше одной таверны в деревне. Эдгар Миролюбивый и Дунстан были обеспокоены проблемой невоздержания. Дунстан пытался использовать церковное право, чтобы уменьшить количество потребляемого алкоголя среди прихожан. Опасения Дунстана были небеспочвенны: в это время англосаксонские пивовары как раз научились делать очень крепкий эль, который затирался не в воде, а в уже приготовленном эле. Этот крепкий напиток назывался двойным пивом и, возможно, имел аналоги еще в древнем Риме. В Книге Судного дня 1086 года упоминаются пивовары, что значит, что пивоварение в Англии продолжилось и после Норманнского завоевания без видимых помех[64].

В Нижних Землях в V–VII веках так же, как и в других малонаселенных частях северной Европы, в небольших поселениях землепашцы, пастухи и рыболовы сохраняли традиционное пивоварение. Археологические находки из этих мест показывают, что в регионе Намюр в III–IV веках после ухода римлян отрасль не пресеклась[65]. Согласно Нордлунду, пивоварение было глубоко внедрено в крестьянское общество[66], и нет причин полагать, что распад римского управления изменил что-то в привычном образе жизни в Нижних Землях, Британии, северной Франции и большей части северо-западной Европы. Устоявшаяся практика двух групп, живших в этом регионе со времен неолита коренных народов и новых германоязычных переселенцев, стала гарантом того, что изготовление напитка никуда не исчезнет. Пивоварение продолжалось и на родинах переселенцев — в северной Германии и Скандинавии. Исландцы, мигрировавшие дальше других германских народов, начали импорт солода на остров. Скандинавы в большинстве своем пили пиво из кружек и рогов и традиционно коптили зерно и солод перед варкой. Эта практика говорит нам не только о том, что зерно высушивали на открытом огне, но и о том, что к концу первого тысячелетия пивоварение было распространено по всей Скандинавии. Саги и другие древнескандинавские тексты описывают напиток öl, куда добавляли mungat для того, чтобы напиток получился еще крепче. Хотя медовуха и ввозилась с Британских островов, кажется, большинство домохозяйств в Исландии могли производить свои, даже более крепкие, напитки на основе солода[67].

Раннесредневековая Европа знала лишь домашнее производство. Если тенденции к созданию полноценной отрасли и существовали, то их невозможно выделить из дошедших до нас свидетельств. С другой стороны, существовало производство, находившееся в руках властей, которое и в раннем Средневековье, вероятно, только разрослось. Первые крупные пивоварни в средневековой Европе были организованы в монастырях, которые возникли в VIII–IX веках. Здесь мы находим первые признаки перехода пивоварения на новый уровень, который основывался на использовании более совершенного оборудования и способа варки, а также на труде профессиональных пивоваров. Политическое возрождение VIII–IX веков, которое обычно связывают с Каролингами, в частности с деятельностью Карла Великого, имело решающую роль для распространения и установления государственного или официального производства.

Во Франкском королевстве, которое Карл Великий превратил в универсальную латинскую христианскую империю, пивоварение тоже было распространено. Успех Каролингов, их стремление к порядку, покровительство учености и военные победы способствовали тому, что возникло, а главное — сохранилось большое количество свидетельств о распространении пивоварения. Согласно 45-му пункту Капитулярия о поместьях, свода правил по ведению хозяйства в королевских землях, изданного около 800 года, в списке мастеров, которых должен иметь на службе каждый управляющий, упоминается и пивовар. В других главах упоминается также количество потребляемого эля[68]. Пивоварни существовали не только на светских и монашеских землевладениях, но и в некоторых протогородских центрах, которые стали процветать при Каролингах, таких как Регенсбург и Констанс. Документ 866 года (на самом деле копия документа рубежа VII–VIII веков) упоминает пивоварню, которая существовала независимо. В 778 году Карл Великий сказал, что он собирается нанять ко двору пивовара, чтобы тот следил за качеством напитка. Карл, кажется, любил пить пиво, о чем свидетельствует описание праздника в честь победы в Сражении при Падерборне против саксов в 777 году. Алкуин, главный писатель и мыслитель своего времени, приглашенный Карлом Великим ко двору из Англии, жаловался на горькость местного пива. Он был не одинок в этом мнении. Современные ему ирландские ученые жаловались на низкое качество напитка на континенте, в Кельне и Льеже, по сравнению с тем, что они пили дома. На церковных соборах в 868 и 895 годах обсуждали, когда можно пить пиво со специями, из чего допустимо сделать вывод, что существовало как минимум два вида пива, в один из которых специи добавлялись, вероятно, чтобы избавиться от горечи[69].

Крупные монастыри, типичные для Каролингской империи, практически всегда были центрами пивоварения. В монастырях сохранилось намного больше, чем в других учреждениях, свидетельств, как письменных, так и археологических, обо всех аспектах раннесредневековой жизни. Пиво было крайне важно для монастырей, в связи с чем они могли преувеличивать его значение в обществе. Монашеские пивоварни, вероятно, существовали еще до Каролингов. Иона из Боббио в Житии святого Колумбана, написанного около 665 года, упомянул пиво в качестве альтернативы вину, но также отметил, что его много где не любят. Монастыри были единственными учреждениями, в которых существовал излишек зерна, что обеспечивало им возможность варить пиво в больших объемах. У них также были средства на строительство необходимых построек[70]. Монастырские записи показывают, что к IX веку, а возможно, и раньше жители северной Европы освоили масштабное производство пива. Согласно историку искусства Вальтеру Хорну, «до XII и XIII веков, когда пивоварение начинает коммерциализироваться, монастырь был, вероятно, единственным институтом, в котором пиво производилось в широких масштабах»[71]. Большая часть пива все еще варилась в домашних условиях, как правило женщинами, являясь частью обычной домашней работы по приготовлению пищи. Такой напиток мог быть похож на монастырское пиво, но объем и характер их сильно отличались. Монахи изобрели новую форму организации пивоваренного производства, которая в долгосрочной перспективе стала образцом для дальнейшего развития отрасли.

Бенедиктинский устав, который насаждали Каролинги, призывал монахов жить в пределах своей общины и благодаря собственному труду стать независимыми от внешнего мира. Он также требовал от них гостеприимства к путешественникам. Оба требования вынуждали общины варить пиво для ежедневного питья. Они могли запасать молоко или воду, как это было в аббатстве Линдисфарн, но вскоре местные монахи, как и везде, перешли на пиво и вино. Организация монашеской жизни и прием гостей не были главными причинами выбора именного этого напитка. В представлениях монахов и монахинь, сформировавшихся еще в IX веке, пиво обладало целебными свойствами. Хильдегарда Бингенская, аббатисса Рубертсберга в XII веке, побуждала использовать ячменное или пшеничное пиво, чтобы лечить хромоту. Обычно для этого использовали вино, но в крайнем случае годилось и пиво. Если же отсутствовало и пиво, альтернативой была вода, прокипяченная с хлебом и процеженная сквозь ткань. Но Хильдегарда настаивала на использовании пива, потому что зимой вода из-за влажности земли могла сделать только хуже. Касательно пива ее беспокоило то, что пьющие толстеют, а их лица становятся красными[72]. Ее современники, как и предшественники, вероятно, воспринимали пиво как часть диеты, которая в некоторых случаях может быть полезна для здоровья.

План монастыря Санкт-Галлен, составленный около 820 года, был образцом для аббатов каролингского времени в распространении реформаторского бенедиктинского монашества, которое было важным элементом политической программы Карла Великого. На плане показаны все необходимые для монастыря постройки, среди которых можно увидеть три старейшие пивоварни в Европе. Одна из них делала пиво для гостей, вторая — для монахов, третья — для пилигримов и бедняков. Благородные гости и представители королевской власти получали лучшее пиво, которое было сделано из пшеницы, в то время как остальным оставалось довольствоваться овсяным. Внешне все три пивоварни были похожи, отличаясь только по размеру: пивоварня для пилигримов и бедняков была почти в два раза меньше пивоварни для братьев. Каждая из них была разделена на комнату с очагом и небольшую комнату для охлаждения. В каждой из пивоварен было четыре зоны для нагрева воды и кипячения затора. Печи не отличались от печей в монашеской кухне. Вокруг них находились четыре деревянных сосуда, а также металлические котлы для затирания. В двух емкостях, стоящих вдоль прохода, остужалось только что приготовленное пиво. Возможно, их также использовали для брожения. Охлажденное пиво отправлялось в погреб в бочонках. На плане изображена и печь для сушки солода. Там же, рядом с одной из пивоварен, была, вероятно, водяная мельница, чтобы удобно было молоть солод. Там же находился и амбар для зерна, в котором тоже, предположительно, оно перемалывалось. Пивоварни находились недалеко от пекарни. Схожесть процессов пивоварения и выпечки хлеба проектировщиками идеального монастыря была учтена. Возможность поддерживать температуру около 30 °C даже в зимнее время, чтобы дрожжи не погибали, оказалась решающим фактором, повлиявшим на решение разместить пекарню и пивоварню рядом таким же образом, как это было в Египте и в английских домах раннего Нового времени[73].

План монастыря Санкт-Галлен был прежде всего идеальной моделью, но другие источники подтверждают, что в нем отчасти представлены реальные сведения. Аахенский собор 816 года согласился с тем, что дефицит вина в монастырях необходимо восполнить пивом. Там же было утверждено, что братья должны работать в пекарнях и пивоварнях монастыря. В целом монахи были не против — если не из-за тепла, то хотя бы из-за аромата готовящегося хлеба и бродящего пива. Используя в качестве ориентира пивной рацион для нищих, предложенный Адальхардом, аббатом Корби X века, можно подсчитать, что потребление пива на душу населения составляло более 500 литров в год. Для того чтобы удовлетворить все потребности гостей, бедняков и братьев, монастырь размером с идеальный Санкт-Галленский должен был производить в среднем 350–400 литров пива в день. Хотя многие монастыри никогда не достигали таких цифр, они сталкивались с проблемами поддержания производства на приемлемом уровне на протяжении всего года, а также с проблемами хранения еще недобродившего пива[74].

Монашеское пивоварение не было ограничено Каролингской империей. На протяжении раннего Средневековья оно широко распространилось на британских островах, во многих частях Германии, Скандинавии. Английский аббат X века Эльфрик в своей работе спросил послушника, что он будет пить, на что тот ответил: «Пиво, если есть, иначе воду». В аббатстве Бек в северной Франции монахи пили пиво или воду, если их одолевала жажда ночью. Как и везде, на выбор были в основном лишь эти два напитка. В монастыре Селье, который был основан около 1100 года рядом с Бергеном в Норвегии, пивоварня располагалась рядом с кухней и имела с ней смежную дверь. Это был не единственный монастырь с таким расположением пивоварни. В Вадстене в Швеции около 1380 года епископ приказал, чтобы пекарню объединили со старой пивоварней. Таким образом, план монастыря Санкт-Галлен был актуален и в Скандинавии[75]. В женских монастырях, очевидно, это тоже было распространено. Некоторые женские монастыри славились своим легким пивом. Одна настоятельница оказалась столь благочестивой, что пиво, сваренное под ее руководством, чудесным образом превратилось в вино[76]. Когда около 1100 года возник орден цистерцианцев, монахи были слишком бедны, чтобы пить вино, разрешенное Уставом святого Бенедикта, и поэтому они вынуждены были довольствоваться пивом или просто водой. В XIII веке в Клерво, одном из самых выдающихся цистерцианских аббатств, было множество виноградников, так что производство вина здесь возросло, но пивоварение и пивоварни не исчезли. Постановления Аахенского синода, которые распространялись не на монахов, а на каноников, были изменены вскоре после 1000 года, чтобы сделать жизнь его последователей более похожей на жизнь дворян и менее похожей на жизнь монахов. Их составители допускали употребление пива лишь в случае, если вино было в дефиците. Вазо, епископ Льежа, живший в начале XI века, был человеком очень набожным. Одним из проявлений его аскетизма и стремления к самосовершенствованию было то, что во время Великого поста вместо вина он пил только пиво и воду[77]. Служители церкви раннего Средневековья, как в монастырях, так за их стенами, возможно, и предпочитали вино, но в основном пили пиво.

Верным свидетельством связи монахов Каролингской империи с пивоварением являются записи о дарении монастырям права на использование грюйта. На протяжении раннего и Высокого Средневековья на всем северо-западе Европы власти контролировали использование этой популярнейшей добавки для эля. Грюйт использовали в Нижних Землях, долине нижнего Рейна, Скандинавии и даже на севере Франции. Употребление этого слова в разных формах можно проследить по всему западному побережью Европы — от Байоны на Бискайском заливе до Гданьска в Польше[78]. Точное происхождение слова «грюйт» и его первое упоминание остаются загадкой. Уже в IX веке власти, по-видимому, играли ключевую роль в закреплении за грюйтом статуса главной добавки в пиво, сваренное в монастырях или других религиозных учреждениях. Вместе с расширением империи власти также увеличили свои налоговые полномочия и нашли способ получать прибыль от любителей пива. Доходы властей стали зависеть от особой технологии, которая доминировала в пивоварении около 1000 года: она упрощала процесс взимания налогов, что делало ее предпочтительной для властей.

Точный состав грюйта тоже остается под вопросом. Даже в начале IX века не было единого мнения на этот счет. К 1800 году грюйт почти полностью перестал употребляться, сохранились лишь разрозненные сведения о составе. Эта путаница частично связана с самой технологией пивоварения. В раннее и Высокое Средневековье, вместо того чтобы затирать солод в одном чане, а затем сливать и кипятить его в другом, все процессы производили в одной и той же емкости. Воду и солод вливали в чан и варили с теми добавками, которые пивовар считал необходимыми. После этого полученную жидкость разливали в деревянные корыта или бочки и оставляли бродить[79]. Поскольку солод засыпался сразу в бродильный чан, можно предположить, что добавки замешивались с зерном как раз перед этим. Сохранившиеся документы указывают на то, что грюйт был связан с зерновыми. Гипотеза о раздельных процессах затирания и варки — одна из причин неопределенности в отношении того, что же представлял из себя грюйт. Пространный характер средневековых определений лишь усложняет задачу, как и то, что официальные документы создавались людьми, далекими от искусства пивоварения. Грюйт имел множество разных названий как на латыни, так и на других языках. Обычно использовался латинский термин materia или его вариации: maceria, magaria, maiera. Грюйт также называли scrutum или fermentum. В Скандинавии добавка носила название pors, в Вестфалии — porsche. Около 999 года в германоязычных областях стали использовать слово grut. Документы отчетливо показывают, что каким бы названием ни наделяли грюйт, его функции везде были одинаковыми: придание пиву вкуса и увеличение сроков сохранности[80].

Судя по всему, грюйт — это смесь сушеных трав, включающих в себя болотный багульник, но основным ингредиентом была восковница. Восковницу (miricia gale) не следует путать с миртом (mirtus), она куда ближе к кипрею. Восковница растет кустами-кочками и может достигать полутора метров в длину. Период ее цветения наступает поздней весной или летом. Лучше всего она растет на болотистой почве, поэтому часто можно ее обнаружить на берегу реки или неподалеку от нее. Собрать листья восковницы, высушить их и измельчить для добавления в пиво не составляло труда. Грюйт придавал пиву уникальный вкус, запах и защищал от порчи. Указ 1068 года использовал слово pigmentum в качестве синонима добавки, что может свидетельствовать о том, что грюйт также придавал пиву и цвет[81]. Этот и другие документы с юга Нижних Земель показывают, что пивовары считали залогом сохранения качества напитка добавление грюйта, что, в свою очередь, делало добавку ценной и стоящей своих денег.