— Ленин, конечно... Но Ленин не в счет. Такие родятся раз в тысячелетие, — задумчиво произнес он. И вдруг сказал:
— Альберта Швейцера... Он с юных лет был для меня примером. Когда студентом я был на Огненной земле на эпидемии, я всюду возил с собой его портрет».[142]
Служение Швейцера людям получило высокую оценку виднейших деятелей науки и культуры нашего века. Альберт Эйнштейн говорил о своем давнем друге так: «Я не знаю, есть ли другой человек, в котором так же идеально сочетались бы доброта и стремление к прекрасному, как у Альберта Швейцера». Гением человечности называл Швейцера Стефан Цвейг, великим эльзасцем — Ромен Роллан. Вальтер Ульбрихт, обращаясь к А. Швейцеру, подчеркивал: «В нашем социалистическом государстве, Германской Демократической Республике, стремимся мы к тому, чтобы осуществить благоговение перед жизнью со всеми его общественными последствиями».[143]
Лауреат международной Ленинской премии Мартин Лютер Кинг, узнав о смерти Швейцера, писал: «С кончиной Альберта Швейцера исчезла одна из самых ярких звезд на нашем небосводе. Его долгий и богатый трудами жизненный путь ученого и подвижника во имя человечности стал героической поэмой XX столетия».[144]
Людей всегда волновали и будут волновать истоки творчества и подвига, пути совершенствования человечества. Альберт Швейцер пытался помочь людям стать лучше. Порой он заблуждался, но заблуждения замечательного человека столь же поучительны, как и его открытия. В «Письмах из Ламбарене» мы видим и то, и другое. Стало быть, эта книга и сегодня современна и нужна людям.
АЛЬБЕРТ ШВЕЙЦЕР В ГАБОНЕ
Доктор Альберт Швейцер связал свою жизнь с одним из самых негостеприимных, а в климатическом отношении тяжелых и опасных для здоровья европейцев, к тому же до сих пор еще малоизученных уголков Африки.
Избранный им район расположен у самого экватора. Это область тропического леса с крайне нездоровым климатом: большая влажность, жара, трудно переносимая днем, а ночью не сменяющаяся прохладой. Полное бездорожье в начале этого века делало этот район особенно трудным для освоения и исследования. В те годы, когда туда направлялся Швейцер, на сотни километров в стране не было ни школ, ни больниц, а о регулярной доставке почты нечего было и думать: единственным путем к Ламбарене была река, течение которой прерывается порогами и водоскатами, а в сухое время года — отмелями. К тому же речной путь тогда был небезопасен из-за стад бегемотов, постоянно угрожавших лодкам-однодеревкам — обычному речному средству передвижения. Пароходы ходили редко и только после периода дождей, когда этому не препятствовал низкий в сухое время года уровень воды. Не случайно, что река Огове и ее бассейн были исследованы всего лишь сто лет назад путешественниками Дю Шайю, Компьенем, Маршем, Бразза и другими. Всем им приходилось пробираться сквозь густой тропический лес или доверяться капризам речного пути со всеми его опасностями. Вот что пишет один из первых исследователей Огове — маркиз де Компьень. Когда он и его сотоварищ Марш в 1872 г. достигли Габона, там уже находилась небольшая французская колония, и путешественников встретили очень хорошо:
«До сих пор все шло прекрасно, — рассказывает исследователь. — Наше путешествие совершалось тихо и приятно... К несчастью, светлые дни скоро проходят. Тут начинаются тяжелые дни, дни лихорадки, лишений, постоянной борьбы с людьми, обстоятельствами. Прежде всего нас постигла болезнь; мой друг и спутник Ал. Марш жил на Малаккском полуострове, был и в Кохинхине, провел дурное время года в Сенегале и Гамбии; я тоже путешествовал десять месяцев в самой болотистой части Флориды, два раза останавливался на Панамском перешейке и довольно долго оставался на так известном своею зловредностью Москитском берегу. Про все эти страны идет дурная слава; найдя их более сносными, чем о них говорили, мы ласкали себя надеждою, что вредность габонского климата также преувеличена. К несчастью, мы ошиблись. В странах, о которых я только что упомянул, были для нас дни тяжелые: иногда мы страдали лихорадкой, очень часто терпели от чрезмерного солнечного жара или проливных дождей; но нигде не встречали такой давящей и сырой атмосферы, такого постоянного нездоровья, таких ночей, которые не приносят никакого покоя; нигде термометр не показывает день и ночь 30 градусов [по Реомюру] без сколько-нибудь значительных колебаний; нигде не господствует постоянная буря, такие почти постоянные ливни, застающие вас внезапно и проникающие до костей. А мы были в Габоне в так называемое полусухое время.
Спустя десять дней после нашего приезда в одну и ту же ночь у обоих нас, у Марша и у меня, поднялась сильная рвота; за рвотой наступила холодная дрожь, продолжавшаяся два часа, потом четыре или пять часов мы горели как в огне; жажда была невыносимая. Это была местная лихорадка. Мы платили первую дань, которую еще щедрее мы заплатили впоследствии. На другой день, так как состояние здоровья ухудшилось, принуждены были перенести нас в госпиталь, где нас окружили самыми нежными заботами»[145].
О трудностях путешествия в условиях влажного тропического климата Габона пишут все исследователи. Недаром Габон с самого начала был одной из тех колоний Франции, которая постоянно нуждалась в рабочей силе: европейские чиновники сменялись здесь часто, неквалифицированных рабочих приходилось набирать из среды местного населения. Поэтому в стране постоянно применялась система принудительного труда. Нередко французское правительство готово было отказаться от мысли колонизовать страну, считая освоение Габона нереальным делом — главным образом из-за климата и трудностей доставки рабочей силы.
Можно представить себе, на какие опасности шел Швейцер, отправляясь в страну, где еще в начале XX в. не было тех новшеств, которые, несмотря ни на что, все же существенно изменили условия жизни в Африке. Тогда в случае необходимости не было никакой возможности, во всяком случае для приезжего европейца, добраться до города и получить медицинскую помощь. Избрав Габон, доктор Альберт Швейцер шел добровольно на подвиг туда, где на каждом шагу ему угрожали опасности и возможность получить тяжелое заболевание, как это произошло с маркизом де Компьенем, которому так и не довелось продолжить исследования в Габоне из-за совершенно расстроенного здоровья, хотя он пробыл там в общей сложности всего лишь немногим более года.
Страна, где работал Альберт Швейцер, — теперь независимая Республика Габон. Габон — небольшое государство. С юга и востока оно граничит с Народной Республикой Конго, на севере — с Камеруном и Экваториальной Гвинеей.
Основу экономики Габона составляет вывоз драгоценных пород дерева, а также пальмового масла, теперь открыты нефтяные месторождения. Наиболее значительная река — Огове, протяженностью до 1200 км, — подобно большинству рек Африки, почти несудоходна из-за стремнин, водопадов, водоскатов и порогов. Она берет свое начало далеко в глубине страны и название свое получает после слияния рек Окано и Ивиндо (Ливинда). При впадении в океан у мыса Лопес она образует разветвленную дельту. Суда с неглубокой осадкой доходят только до Нджоле, в 350 км от устья. В этом месте реку пересекает прямая дорога, проложенная от Либревиля. Недавно она была продолжена и через Ламбарене ведет к югу, до реки Конго. В верхнем течении Огове несудоходна, и истоки ее Окано и Ивиндо теряются в болотах тропического леса.
В этнографическом и лингвистическом отношении это одна из наименее известных областей Африки. Густой тропический лес скрывает еще немало тайн. Мы знаем теперь, что в глубине страны обитают разрозненные группы пигмеев, численность и быт которых почти совершенно не известны. Огромные пространства девственных лесов до сих пор остаются необитаемыми, а основные этнические группы, составляющие большинство населения, и их языки даже на побережье почти не изучены. Объясняется это прежде всего, как уже было сказано, трудностями климата: постоянно высокой температурой, большой влажностью, что способствует распространению разного рода тропических болезней — желтой лихорадки, сонной болезни и множества других, в том числе гемоглобурийной лихорадки, поражающей преимущественно европейцев.
Габон получил свое название по наименованию узкого, длиной до 70 км, шириной около 16 км, залива, который наряду с Камерунской бухтой считается одной из лучших гаваней этой части материка. Залив этот, или, точнее, эстуарий, представляет собой устье нескольких рек, среди которых основные — Комо с ее притоками и Мбеи — берут начало в Хрустальных горах. Все они небольшой протяженности, но богаты рыбой. Местное название эстуария —
Португальские мореходы, впервые попавшие туда в 1472 г., назвали его Рио Габао (Rio Gabao), т.е. «река морской шинели», потому что по своим очертаниям залив этот показался им похожим на форму морского плаща с капюшоном. Это название и дало позднейшее название эстуария — Габон (Gabon, Gabun, Gaboon, Gabaon и т.п.), а по нему и всей страны — Габон, или Габун.
Этнический состав Республики Габон очень сложен. Всю северную часть страны населяют народы группы пангве. В описаниях путешественников второй половины прошлого века они обычно называются племенами людоедов — традиция, восходящая еще ко временам первого их исследователя Дю Шайю. В литературе эту группу племен называли то пагуинами, то фангами, то пангве. Ни одно из этих названий не может считаться удачным. Фанг — это всего лишь самоназвание самой южной из групп этой языковой общности. Каждая из них считает себя самостоятельной и единства всех пангве не сознает.
По существу, первое научное описание быта и общественного устройства племен пангве принадлежит Любекской этнографической экспедиции и осуществлено было в годы, непосредственно предшествовавшие первой мировой войне. В 1913 г. появилась обстоятельная работа ее руководителя Г. Тессмана — результат продолжительных исследований в стране с 1904 по 1909 г. Эта и последующие работы рассеяли мрачное представление о пангве и показали, насколько опасно полагаться на рассказы соседей о нравах их врагов.[147]