Уортон, похоже, сочла эту информацию излишней.

— Все это очень увлекательно, доктор, но меня больше интересует последний экспонат, появившийся здесь сегодня ночью.

Впервые за все это время Касл ревниво отнесся к тому, что его помощница перехватила у него инициативу.

— Все это фон, инспектор, обстановка. Нам надо вникнуть в обстановку.

Замечание само по себе было мягким, но, поскольку оно исходило от Касла, Уортон восприняла его как грубость. Однако ей не оставалось ничего иного, как сделать вид, будто ее это нисколько не задело. Она лишь позволила себе едва заметно поморщиться и произнесла вежливо, но намеренно отчетливо:

— Разумеется, сэр.

Касл тем временем продолжил расспросы:

— Вы могли бы сказать, сколько человек в среднем ежедневно бывает в музее?

Учет посетителей в музее не велся, и Айзенменгер мог лишь навскидку оценить это количество.

— Я думаю, где-то около сотни.

— Вы не записываете посетителей?

Айзенменгер покачал головой.

— Жаль, — произнес Касл, но никакого упрека в его голосе не было. — Среди посетителей бывают посторонние? — продолжил он. — Я имею в виду тех, кто не работает или не учится в медицинской школе.

— Нет, вход разрешен только студентам и сотрудникам школы или больницы по индивидуальным пропускам. Мы очень строго следим за этим.

С Каслом Айзенменгер беседовал с удовольствием и старался отвечать на его вопросы как можно более полно.

— А в чем заключаются ваши обязанности, доктор? У вас ведь есть куратор с двумя помощниками. Чем занимаетесь лично вы?

Айзенменгер всегда был честен перед самим собой и всякий раз терялся, пытаясь определить собственную роль в музее.

— Осуществляю общее руководство, — повторил он расхожую фразу, которую обычно употреблял в таких случаях. — Отвечаю за все, в том числе и за нарушения, которые порой случаются.

Айзенменгеру невольно вспомнилась его недавняя беседа с деканом.

— Но не получаете поощрений, когда все идет как надо? — понимающе усмехнулся Касл.