— Что случилось, доктор? — невозмутимо спросила Уортон. У нее не было времени реагировать на его экстравагантные выходки.

— Татуировка, мой дорогой инспектор! Маленькая татуировка на внутренней поверхности бедра, оч-чень высоко. Она служила, я полагаю, чем-то вроде награды, к созерцанию которой допускались лишь избранные.

Уортон проявила к находке чисто деловой интерес — татуировка могла помочь в установлении личности убитой.

— Как она выглядит?

— Красный скорпион. Возможно, он должен был предупреждать непрошеных претендентов, что это место находится под защитой.

Уортон проигнорировала поэтические измышления судебного медика — она лишь записала в блокнот сведения о татуировке. Сайденхем вновь повернулся к трупу, Уортон — к Айзенменгеру:

— Вы знаете ее?

Где-то на задворках сознания директора музея уже давно шевелились смутные воспоминания — он явно где-то видел эту девушку раньше, — но они никак не желали оформляться во что-либо конкретное. Айзенменгер покачал головой:

— Я видел ее, но не могу вспомнить где и не знаю, кто она такая.

— То есть на этот счет у вас нет никаких мыслей? Не можете хотя бы сказать, студентка это или медсестра?

Айзенменгер снова помотал головой. Уортон постаралась скрыть раздражение.

— Однако, судя по всему, она была как-то связана с музеем или больницей. Это как-нибудь можно проверить?

— Как-нибудь можно, — произнес Айзенменгер вслух, а про себя добавил: «Но это уже не мое дело».

От проницательной Уортон не укрылось нежелание Айзенменгера вести более откровенный разговор, но она не стала заострять на этом внимание.

— У вас, вероятно, есть ключ от музея?

Айзенменгер без лишних слов продемонстрировал ключ и нисколько не удивился, когда Уортон выхватила его прямо у него из рук.

— Когда вы вернулись в музей от декана, то застали одного Либмана?

Айзенменгер кивнул.

— Кроме него в музее работает еще один куратор, Тим Боумен?

— Да, но они оба — всего лишь помощники куратора.