Мужчины заржали, а я вернулась к вырезанию фигурки. Всё лучше так, чем бездельничать.
Какое-то время мы ехали молча. Потом Пончик затянул песню таким низким голосом, что, казалось, даже повозка вибрировала. В песне говорилось о воине, который остался один против стаи цхерков, и они разевают свои огромные огненные пасти, а он вспоминает девушку, что его не дождется и выйдет замуж за другого, отчий дом, дерево у крыльца… Следом за Пончиком тоскливую песню подтянули Дикий и Пёс. И даже Клык, который не очень дружил со слухом и слова не особо знал. Душевно так. И чего они над книгой гадкой мамаши Беннет смеялись? Хотя, конечно, мужские страдания – это совсем не то же самое, что женские. Женщины же про всякие глупости страдают: про любовь, верность, смерть. Другое дело мужчины! Они про смерть, верность, любовь!
Дорога шла до ужаса скучно. Мы ехали, ехали, ехали. И всё! И даже не встретили никого. Людей можно понять. Кто захочет путешествовать, когда нешьессы на путников нападают? Понять-то можно, но очень скучно. Мы даже ни одной остановки не сделали. Воины время от времени отставали по своим делам, а потом нагоняли. Хоть какое-то развлечение.
Как выяснилось, остановок не было потому, что впереди ждало село, где нам предстояло заночевать. Ночёвка в селе – это просто замечательно! Когда в самый зной впереди показались крыши домов, я воспрянула духом и полезла в котомку прятать нож и вырезанные заготовки. Где-то на самом дне мешка валялись мелкие деньги, которые могли пригодиться. Я закопалась двумя руками в содержимое котомки, отмечая про себя, что неплохо было бы кое-что из ценного зашить в корсет. Перебирала вещи, и сама не знаю, как получилось, но конверт, который я забрала из тайника мэтра, внезапно открылся, и оттуда показался корешок записной книжки. Может, письмо никогда и не было заклеено?
Я перерывала мешок, а записная книжка высовывалась всё сильнее и сильнее. Любопытство выгрызало меня изнутри. Я открыла книжку прямо там, в сумке, чтобы не привлекать лишнего внимания. Внутри она была исписана мелким почерком.
Я с надеждой смотрела на приближающиеся дома. Если бы учитель хотел, чтобы я её не прочитала, он бы заклеил конверт, верно? А если не заклеил, то наоборот. Если удастся найти место, где я смогу уединиться, обязательно почитаю, что там.
Глава 15. Пиппа
Село оказалось достаточно большим, и даже имело свой постоялый двор. Как я поняла из разговора между Псом и Ровнялой, мы шли не главным трактом на столицу, а в обход, по отдаленным графствам, а дорога была терпимая, потому что соединяла два крупных города. Несмотря на нешьесса, который напал на нас ночью, постоялый двор был полон. То ли о нечисти здесь не знали, то ли её и вправду было очень мало, и мы просто такие везучие. Повозку загнали во двор, в ряд с еще тремя. Так как готовить на всех еду не требовалось, меня с лошадями отправили в конюшню: распрячь, выскрести, обеспечить довольствием. У мэтра этим, конечно, конюх занимался, я была не слишком умела, но способность договариваться с животными мне помогла.
Как ни странно, самым капризным оказался мерин Ровнялы. Упрямый и злющий, хоть ему и не положено характер проявлять, как без хозяйства остался. Чуть за руку не укусил. И навалил прямо у меня под носом. Чудом мимо сапога промахнулся. Всю дорогу для меня берег. Вот кого нужно было назвать Нешьессом!
Закончив с конями, я полезла на чердак амбара. По случаю хорошей погоды он проветривался. Там было светло, тихо – просто идеальные условия, чтобы сунуть нос в таинственную книжечку. Ее кожаная обложка потемнела от времени, листы слегка пожелтели и были истрепаны по краям. Корешок разбух, будто ее часто раскрывали. Поднесла книжку к носу. Она неуловимо пахла кабинетом мэтра: экзотическими пряностями, сухими травами, старыми книгами. Я глубоко вздохнула. «Нужно оставлять прошлое в прошлом», – учил меня мэтр Миль. – «Память должна хранить только светлое». Согласна. Вот доберусь до господина – я взглянула на конверт – герцога Р. Конвея, обеспечу себе защиту, отомщу убийце учителя – и буду помнить только светлое.
Я погладила книжку и бережно открыла. Нигде не было указаний, кто был её владельцем, но наличие даты на первой странице указывало на то, что это был дневник. Видимо, владелец вёл его исключительно для себя. Год тоже не стоял. Обычный рабочий дневник без претензий на то, чтобы стать мемуарами. Почерк был мелкий, почти без наклона, каким пишут почти все аристократы. Мэтр очень старался обучить меня такому же, только с завитушками, в женском варианте. Но у меня получалось не слишком аккуратно. Наверное, чтобы писать так, нужно учиться с самого рождения. Слова читались легко, будто были напечатаны.