15 января 1950 года.

Вчера, страдающий от похмелья, Колобок наконец-то дооформился в клуб. На его предложение отметить это дело вечером, ответил, что с этого дня у меня спортивный режим без спиртного. Приходила тётя Клава. Сказала, что у Анечки сегодня ночное дежурство.

Какое счастье, – думаю, – а то бы эта кодла под её руководством всю бы общагу разнесла к чертям.

От Колобка я так и не добился объяснения, как его майка оказалась под потолком. Мистика какая-то.

Два дня (субботу и воскресенье) я посвятил изучению хоккейных правил и игры хоккейного вратаря. Посмотрел на газетные фото с хоккейных матчей. Понял, что кроме шлема, игровых щитков и нагрудника (чертежи которых я уже сделал), нужны новые вратарские перчатки с большим блином, перчатка-ловушка, похожая на бейсбольную, и увеличенные вратарские щитки шириной примерно 30 сантиметров с прорезями под коньки. Отдам Изотову их рисунки, пусть узнаёт, где можно сделать.

Сгонял за хлебом и кефиром. На улице потеплело "минус 5".

Васенька, как котяра, отоспался до обеда, выпил кефира пару стаканов, потянулся и спрашивает:

– Хочешь сон расскажу?

Я оторвался от чтения свежей прессы, взятой напрокат на вахте.

– Давай, – говорю, – вещай.

Знаю, что не отстанет, пока не расскажет. И опять что-нибудь наврёт.

Колобок взял гитару в руки, словно собирался петь, потом улыбнулся что-то вспомнив.

– Слушай, – начал он, – Сниться мне будто я пастух, а одна корова на железную дорогу на рельсы вышла. А тут скорый поезд несётся, гудит. Я побежал корову с рельсов уводить. Чуть-чуть не успел. Её поездом разорвало. Прихожу я к хозяйке коровы весь в крови. Та роняет ведро и орёт:

– Где корова?

А я ей:

– Поездой накрылась! – и, лыбится.

– Всё? – спрашиваю без улыбки.

Васечка то – простой, как три рубля.

А тот дуется:

– Неинтересно с тобой. Как дед старый. Анечка когда придёт?