— Нет, не значит, сынок. Они хотели предать императора и примкнуть к заговорщикам. Варанга осталась верна своей присяге. Мы будем защищать императора.

— Вам не выстоять.

— Мы привыкли честно торговать своей кровью и оказаться за одним пиршественным столом с Одином.

— Вы христиане.

— Одно другому не мешает. Мы будем верны своему слову.

— Ярл.

— Ты не присягал Никифору. Твой господин Комнин. Поэтому ты останешься верным присяге.

— Вы моя дружина.

— И мы проклянем тебя, если ты нарушишь свою клятву. На этом все, сынок. Иди и выполняй свой долг. И выполняй его как должно, — выставив руку, обрывая возражения, готовые сорваться с языка Михаила, произнес ярл.

Немой, легонько толкнул его в плечо. Приложил ладонь к своей груди. Потом к груди Романова. Задорно подмигнул, и подтолкнул в сторону двери. И вновь со всех сторон посыпались дружеские тычки, заверения в дружбе и в том, что они непременно встретятся в чертогах Одина. Христианство оно для крестьян, воина пристал свой рай. Два бога уж как-нибудь договорятся.

Так и вытолкали Михаила в дверь, напутствуя его самыми добрыми пожеланиями. Он же с комом в горле на негнущихся ногах направился в сторону башни занятой его пограничниками. Но уже через десяток шагов замер. Постоял несколько секунд. Глянул через плечо, в сторону своей семьи.

Империя, это всего лишь залежалое польское яблоко покрытое воском. Снаружи все такое же наливное, красивое и вкусное, хотя внутри уже давно сгнившее. Комнин для него никто и звать его никак. И от этого ублюдка сейчас зависит жизнь двух его семей, которые должны из-за непонятно чего, вцепиться друг другу в глотки. Не будь перед ним его дружины и он наверняка действовал бы иначе. Но к сожалению, имел то, что имел.

— Гаврила, в башне ест посторонние? — едва войдя в дверь поинтересовался Михаил.

— Только Комнин со своими помощниками на верхней площадке.

— Как только услышишь мой призыв, атакуйте.

— Н-но-о…

— В башне напротив моя дружина. Они готовы выполнить долг до конца. Я же не готов взять их жизни. Никто и никогда не заставит меня поднять руку на свою семью. Тот же кто пожелает это сделать, сильно о том пожалеет.

— Я все понял, Миша. По твоему сигналу.

Романов только коротко кивнул, и поспешил вверх по ступеням. Вступаясь за одну семью он вовсе не предавал втору. Обезглавленные заговорщики уже не столь опасны. Среди них столько противоречий, что без связующего звена они попросту распадутся. Стоит только разнестись вести о его гибели, как командиры тагм тут же вспомнят кому присягали, и наперегонки побегут заверять императора в своей преданности. Это же империя проституток. И пусть они проповедуют христианство, у них уже давно нет ничего святого, кроме золотого тельца. Не у всех конечно. Но уж у правящей верхушки однозначно.

— Ну и что там варанга? — встретил его вопросом Алексей.