— Не совсем понимаю? —сделал удивленный взгляд Фидель Кастро.

— Тракторов, комбайнов и разных других сельскохозяйственных машин мы выпускаем немало,— уточнил Машеров, а вот надлежащего ухода за ними наладить не можем. Очень низкое качество сельскохозяйственных орудий производства, не хватает запасных частей.

Он улыбнулся своей очаровывающей усмешкой:

— Вообще-то в прошедшую войну мы часто били фашистов из ружей пятидесятилетней давности. А уж в первый год партизаны были оснащены в четыре-пять раз хуже врага. И ничего, не пали духом, били оккупантов и днем, и ночью.

— Вот именно, товарищ Машеров,— оживился Фидель Кастро.— Высокий идеал и духовность — главное в нашем революционном ритме и борьбе. Они же у вас в стране как-то обесцениваются.

— Уже, дорогой Фидель, обесценились,— вздохнул Петр Миронович, зная, на что намекает собеседник.— Первые лица нашего государства паче всего заботятся о своей славе и благополучии…

Дальше разговор перешел в сугубо доверительные рамки. Очень доверяя друг другу, Фидель Кастро и Петр Машеров, естественно, много говорили о том, чего не любил Брежнев и его так называемая «днепропетровская мафия». Говорили и о проблемах развития Кубы. Понятно, что не все мысли Фиделя Кастро разделял Машеров. Он прямо говорил ему об этом, что не мешало им в дальнейшей дружбе и взаимной симпатии. Заметим, кстати, что Фидель упорно отстаивал свои идеи, но считался с оппонентом. Как бы там ни было, но Машеров всей своей сутью вселил уверенность Фиделю Кастро, что в ЦК КПСС есть люди, которые реалистически смотрят на мир и с ними можно и нужно вести диалог.

К счастью, в цартии Машеров был не одинок. Он стоял выше на голову Брежнева, Гришина, Суслова, Кириленко, Романова и других членов и кандидатов в члены Политбюро ЦК КПСС того времени. Его высокий авторитет, честность, искренность и высокая компетентность в политических делах как внутри страны, так и за рубежом стали предметом зависти и недоброжелательности у тогдашнего кремлевского правителя и его окружения. Машерова без зазрения совести стали оттеснять от деятельности в Политбюро. В последние годы на многие заседания его просто не приглашали. Вокруг Машерова кремлевские заправилы пытались создать вакуум, оторвать от народа, принизить его прежние заслуги, подавить энтузиазм. Брежнев всячески старался скомпрометировать первого секретаря Компартии Белоруссии. Республике давались непосильные планы по сдаче зерна и продуктов в общесоюзный фонд. А когда Петр Миронович пробовал не допустить явный грабеж, его грубо одергивали, цинично унижали.

— Ты знаешь, партизан, — бесцеремонно кричал в трубку телефона Брежнев,— что многие регионы России на полуголодном пайке. А у тебя, например, в Новополоцке в магазинах по пять сортов колбасы.— После этого на голову строптивого первого партийного лица республики сыпались роем обидные непристойные слова, на которые не скупился престарелый Генсек в конце своего царствования. Выпалив залп брюзжания и желчи, он снова требовал и угрожал:— У нас в Союзе все равны, и мы не станем спрашивать твоего разрешения, а возьмем мясных продуктов из Белоруссии столько, сколько сочтем необходимым.

И брали, не поставив никого в известность. Очень часто Петр Миронович, придя утром на работу, узнавал, что за ночь вывезли подчистую из холодильников Минска, Могилева, Витебска и других городов колбасные изделия и копчености, сало и прочие продукты. Брежнев заставлял Машерова делать много такого, чего Петр Миронович не допускал даже и в мыслях. Это — приписки, очковтирательство, радужные отчеты, восхвалявшие мнимые достижения. В записках и дневниках Петра Мироновича сохранились фрагменты его некоторых разговоров с Брежневым: «Вчера Л. И. гневно обрушился за непонимание «выравнивания» циферии по зерновым. Он очень хочет видеть сбор урожая зерновых по кругу 25 центнеров с га. 16.IX.79 г.»; «Как неприятно выслушивать упреки в непонимании центра по сдаче зерна государству. Ведь нельзя же подчистую выгребать амбары колхозов. 4.ІІІ.79 г.»; «Как я устал от постоянных и назойливых глупых нравоучений по поводу… 19.ІІ.80 г.»; и еще: «Сколько можно так нелепо и неграмотно штамповать, диктовать. Прямо не знаешь, как выйти из положения. 25.VI.80 г.».

В личных разговорах с Полиной Андреевной Машеров много раз, вздыхая, говорил: «Как непредсказуем и легковесен Леонид Ильич. Сегодня одно, а завтра — другое, и все пустота. И не поймешь, с кем решать конкретное дело, на что опереться».

В семье и в кругу близких стали замечать, что Петр Миронович стал более замкнутым, скептичным в оценках ситуации в руководстве страны и партии, все чаще напоминал о непреодолимых трудностях, нервничал. Машеров неоднократно высказывал на Политбюро недовольство руководством страной, критиковал некоторые стороны деятельности отдельных секретарей ЦК КПСС и правительства. «…Однажды отец выступил с острой речью,— упоминает дочь Машерова Елена.— Вокруг его был создан вакуум… Все проходили мимо, боялись подойти к нем. Считали, что отца тут же снимут с работы».

Однако тяжелый воз своих прямых обязанностей он тянул с прежним усердием. Более того, Машеров старался своей энергией и умом в какой-то мере компенсировать прорехи в Политбюро. И ему с помощью единомышленников и трудящихся республики это удавалось. На фоне общего развала в стране Белорусская ССР добивалась определенных успехов и в промышленности, и в сельском хозяйстве.

Авторитет Машерова в народе подымался выше и выше. Не только в Белоруссии, но во всей стране. На фоне общего падения престижа команды Брежнева это был своего рода парадокс. В Кремле решили пойти на любые меры, чтобы изолировать Петра Мироновича от непосредственного общения с народом.

Послать его послом в какую-либо отдаленную маленькую страну, как многократно делали в подобных случаях, было весьма затруднительно — высок риск. Тогда пустили в ход «выдвижения» Машерова на другую работу в Москву. Его несколько раз вызывал на беседы сам Брежнев, ничего конкретного не предлагая. Были беседы с Черненко, Сусловым, Кириленко и другими членами Политбюро ЦК КПСС.

— Петра Мироновича,— вспоминает Полина Андреевна,— неофициально обсуждали в Москве более пяти раз. Уже, кажется, все решилось, но вдруг в самую последнюю минуту давался отбой. Вот эта мебель, между прочим, закуплена для московской квартиры. И не трагическая смерть тому причиной, что она стоит здесь.— Полина Андреевна вздыхает и, вытерев слезы, добавляет: — Кому-то очень хотелось выбить из колеи Петра Мироновича подобным подлым приемом.

— Не кому-то, мама,— добавляет дочь Петра Мироновича Машерова Наталья,— а самому Брежневу. Он ставил отцу палки в колеса, где только мог. До последней трагедии три раза случались тяжелые аварии с машиной, на которой ехал Машеров. Были и другие штучки… Я никогда не могу поверить в случайность смерти отца.

Я, как автор-биограф, исследовав многие документы, факты и опросив живых свидетелей, не смею утверждать обратное. В гибели Машерова много загадочного и не до конца ясного. Прежде всего, Петр Миронович не вписывался в продажную просталинскую верхушку Кремля, которая погрязла в коррупции и мании личного величия, лести и подхалимажа. Эта днепропетровская мафия стариков во главе с Брежневым отторгала Машерова за его порядочность, честность, смелость, скромность, эрудицию и житейскую мудрость: