— Полагаешь, Андрей Иванович забудет своего благодетеля?
— Не знаю, Вася. Но присягу он давал не Меншикову, а царю. Тут надо так речь повернуть, что Петр Алексеевич сам желает избавиться от опеки Светлейшего князя.
Странные дела творятся с моим характером. Поначалу объединение двух душ, спокойного и вдумчивого Игоря Семенова с порывистым и гордым Петром Романовым породило хорошее сочетание деятельного и расчетливого человека. Может быть, это была мобилизация душевных сил в момент обретения власти, может причуды моей шизофрении, но противоречий внутри себя я не чувствовал. Работал на износ два месяца и вот, наконец, начал уставать. Сорвался в откровенность с Аней и теперь уже не уверен, правильно ли поступил. Стал чаще засиживаться допоздна в компании офицеров или подолгу играл в игры (лапта, теннис) со своими придворными. Вроде бы это нормально, но понимание как мало ещё сделано мною чтобы изменить этот мир к лучшему иногда накатывало острой тоской. Иногда неуместно проявлялась романовская вспыльчивость. Даже как-то в сердцах засветил в глаз разозлившего меня младшего Александра Меншикова. Двухмесячные силовые тренировки помогли мне это сделать весьма качественно и болезненно. Но потом стало стыдно. Дрожащий и всхлипывающий подросток, на голову выше меня ростом, выглядел жалко и противно. И я напротив, взъерошенный, бледный от ярости и сжимающий кулаки. Позже Сашка гордо ходил с большим бланшем под глазом. Гордился честью государевой! Такие вот простые нравы! А я задумался, что среди опасностей, которые мне грозят — усиление раздвоения личности не из последних. Надеюсь всё же терять над собой контроль стану редко.
Наконец-то познакомился с Андреем Константиновичем Нартовым, вызванным мною ещё в мае из Москвы с монетного двора, где он работал после смерти Петра Великого. Талантливый механик, изобретатель первого в мире копировального токарно-винторезного станка с механизированным продольным суппортом отличался неуживчивым характером и я опасался использовать его как организатора. Впрочем, начали мы с ним с того, что я стал посещать дедовскую дворцовую «токарню», где Нартов стал обучать меня тонкостям токарного ремесла. Станок работал от ручного привода и с трудом позволял обрабатывать металлические детали, но я с самого начала поставил себе цель научиться изготавливать болты и гайки, обязательно стандартных диаметров и шага резьбы. Дело это оказалось непростым. Пришлось сразу заняться изготовлением и тонкой калибровкой штангенциркуля. Слава богу, самый хитрый элемент штангенциркуля, нониус, для измерения долей миллиметра был изобретён лет восемьдесят назад французом Вернье (нониус поэтому называют также верньером). Разобравшись с тем, что я хочу получить, Нартов взялся за изготовление сам, а то мои руки были малопригодны пока для такой тонкой работы.
Встал вопрос, на какую систему мер опираться, чтобы иметь возможность перевести её в международную для облегчения экспортных поставок. Подумав, решил не спешить с организацией десятичной метрической системы измерений. Англосаксы с американцами и в XXI веке пользовались своими футами и дюймами. По счастью дюйм и фут стали уже признанными единицами длины и в России и я решил отталкиваться от дюйма, разбитого на десять линий и сто точек. Определившись с тем, какую шкалу измерений использовать, Нартов взялся за решение достаточно понятной ему задачи. Правда, я намекнул ему, что после опытного экземпляра придётся озадачиться массовым производством измерительного инструмента и не только сложных штангенциркулей, но и обычных линеек и рулеток. Пусть думает сразу насчёт механизации такой работы.
Достаточно скоро я смог изготовить свой первый металлический болт. Копировальный станок позволял это сделать достаточно легко. Труднее оказалось изготовить гайку с внутренней резьбой. Для этого пришлось изобрести и изготовить особый метчик — болт с конической формой на конце и тремя продольными канавками для создания режущих кромок на каждом обороте резьбы (ну и стружку удалять). С этим инструментом мы возились долго, сделали много брака и только через месяц начало что-то получаться, то есть резьба и болтов и гаек стала стандартной. Помогало то, что модель могла быть значительно больше изготавливаемого изделия, а копировальный станок позволял все размеры пропорционально уменьшать. К окончанию этой работы я уже объяснил Нартову какую большую задачу хочу ему поручить — организовать массовое производство крепежных изделий стандартных взаимозаменяемых размеров. Беспокоила мысль, куда применить такое количество дорогостоящих металлических деталей, но после знакомства Нартова с Беэрами, возившимися с изобретением паровой машины сфера будущего применения крепежа определилась. А попутно возможно найдутся и другие рынки сбыта болтов и гаек. Например, в кораблестроении или строительстве. Или у Батищева, который уже начал варку целлюлозы в закрытых металлических котлах. Ну и для самих токарных станков разумеется.
Попутно Нартов продолжил совершенствовать свой токарный станок и с моей подачи пристроил на него поперечный суппорт, приблизившись к созданию универсального токарного станка. Копию своих станков он отправил в Сестрорецк, Академическую инструментальную мастерскую, в Адмиралтейство и к Батищеву в Охту. Позже к этому промышленному пулу добавился Петрозаводский металлургический завод и несколько частных мастерских Петербурга. Изготовлением станков начали заниматься привлечённые мастера, так как я старался привлекать больше людей к производственной деятельности, а Нартов мне требовался для новых проектов и составления инструкций по изготовлению и применению станков. Так как нет предела совершенству, Нартов свой станок постоянно улучшал, а потом приходилось добавлять свои модернизации в остальные станки тоже. За этим я следил, так как понимал, насколько важна хорошая сервисная служба в продвижении нового оборудования. А чтобы облегчить работу мастеров — совместно с моим главным механиком писали эти самые инструкции. Бумаги не жалели, как и труда переписчиков и рисовальщиков. Причём после каждого обновления инструкции (или добавления страниц) старые экземпляры изымали с заводов в обмен на новые. Старые экземпляры дописывали и пускали обратно при очередном обновлении. Организация этого аккуратного документооборота потребовала поначалу от меня некоторых усилий, но принесла некоторые плюсы. Вместе с возвращаемыми экземплярами мастера и инженеры с заводов присылали свои предложения, а иногда и просто письма к Государю по всяким нуждам. Так и получилась, что токарня при Летнем дворце стала координатором промышленной модернизации заводов Петербурга и окрестностей.
Глава 10
В конце июня, в день Петр и Павла, состоялся торжественный спуск на воду первого российского стопушечного корабля «Пётр I и II». Трёхполосный (или трёхдечный, как говорят англичане), водоизмещение 2000 тонн, длина по верхней палубе 55,1 метр, ширина по мидельшпангоуту 15,5 метров, осадка 5,5 метров, скорость хода при полном ветре в бакштаг 5–6 узлов, рассчитан на экипаж 800 человек. Пока что был готов только корпус. Мачты и такелаж установят после спуска на воду. В сопровождении Апраксина и адмиралов, кораблестроителей Скляева, Пальчикова и других я стоял у очищенного от лесов корпуса этой махины из дерева. Священники провели молебен, я разбил бутылку с вином о корпус. Потом поднялись на палубу. Остерман пытался предостеречь, что может быть опасно, некоторые корабли при спуске опрокидываются.
— Я доверяю русским корабелам, Андрей Иванович. Ничего не случится, только держитесь крепче!
Постройкой самого мощного корабля Балтийской эскадры заведовали только русские кораблестроители. Был даже конфликт из-за этого Федосея Скляева и мастеров-иностранцев, но победили патриоты. Правда, в последнее время сам Скляев болел и его заменил Пальчиков (тот, что достраивал сейчас плашкоутный мост через Неву). На самом деле, большую часть кораблей все же строили пока иностранцы. Из четырех линейных кораблей которые еще стояли на стапелях 66-пушечную «Святую Наталью» в этом году достроит Ричард Козенц, 54-пушечные «Ригу» и «Выборг» строит Ричард Броун, а третий наш английский корабел, Осип Най, строит «Пётр Второй». Кроме этих четырех кораблей строился еще один фрегат, половина стапелей теперь пустует — новых кораблей уже несколько лет не закладывали.
Подрубили бревна удерживающие корпус и, придерживаемый толстыми канатами, корабль медленно заскользил к реке и наконец, с шумом и плеском вошел в воду. Грохнули выстрелы батарей Адмиралтейства и крепости. Я, широко расставив ноги, удержался при толчке за поручень и улыбался. Народ кидал шапки вверх и орал «Виват!». Скляев с влажными глазами нежно гладил деревянный фальшборт. Это будет его последний корабль, вершина его мастерства. Поздравил его с успехом, хлопнув по плечу и дал отмашку празднованию. Во время пира сидел в толпе морских офицеров и мастеров-кораблестроителей. И те и другие глядя на меня надеялись, что пауза в закладке новых кораблей закончилась и вскоре будут новые мощные суда.
Петербургское Адмиралтейство — крупнейшее российское промышленное предприятие. Лет пять назад, на пике активного строительства кораблей, на заводах, мастерских и эллингах Адмиралтейства работало десять тысяч человек. Построено оно было в 1705 году в виде крепости с пятью бастионами. Сторона, обращённая к реке, осталась незакрытой. Вокруг стен прокопали ров, установили рогатки и оставили обширное пустое пространство под названием эспланада или Адмиралтейский луг. На этом лугу муштровали солдат или пасли коров. Через ров был перекинут к центральным воротам под шпицем подъемный мост. Позже владения Адмиралтейства продолжали расширяться. Строительство малых судов перенесли ниже по течению, где образовалось Новое Адмиралтейство или Галерная верфь. Структура самого адмиралтейства усложнялась, включив Смоляной двор (производство дёгтя), пильные мельницы на реке Ижора, кирпичные заводы. Всё здание было одноэтажным, кроме центральной проездной башни со шпилем. На шпиле водружен кораблик, изготовленный архитектором Ван Болосом — один из символов Петербурга. В одном крыле располагались конторы Адмиралтейств-коллегии, мачтовые, парусные, конопатые мастерские. Здесь же классы адмиралтейской школы, библиотека, модель-камора где проектировались новые суда. В другом крыле — канатные мастерские. Во дворе располагались сараи, кузницы, эллинги, 53 амбара для хранения корабельных припасов, стапели. Вдоль стен внутри шел канал для транспортировки грузов, который соединялся с Адмиралтейским каналом, идущим в сторону складов флота в Новой Голландии. Позже на месте этого канала появится Конногвардейский бульвар. В большой кузне у 15 горнов работало две сотни кузнецов с подмастерьями. В амбарах хранились горы гвоздей, якоря, багры, топоры, молоты, лопаты, буравы, долота, несколько тысяч фонарей, кожи для тушения бомб, юфть, полотно, жир в чанах и бочках, ружья, карабины, петарды, пистолеты, штыки, кортики, шпаги, портупеи, рукавицы, сапоги, туфли, шарфы, дерево из Ост-Индии, несколько сот корабельных подсвечников, ведра, рогожи, решета и сита для муки, миски, щипцы, сальные и восковые свечи, корзины, железные кольца, ядра в чанах, гранаты, разноцветная материя для флагов, краска в бочках, парусина на 80000 парусов, бумага и ещё много всякого флотского добра.
Работали на верфи мастера-котельники, скульпторы, столяры, токари, жестянщики, стекольщики-фонарщики, слесаря, чертежники, бочары, восемьсот портных-парусников и мастеровые десятков других специальностей. Рабочий день всей этой толпы начинался с половины пятого утра и длился до восьми вечера с трехчасовым перерывом на обед и выходным в воскресенье. Платили по три копейки в день. Жили в слободах за Мойкой.
Пока народ веселился, празднуя в основном окончание Петровского поста, я пытался понять, как повлияет на все это предприятие мои планы. Дорогие и мощные линейные корабли устареют через несколько лет, когда с моей подачи будут изобретены пароходы и мощная корабельная артиллерия, в щепки разбивающая любой деревянный корпус. Строительство своего современного военного флота было одним из главных мегапроектов Петра I. Путём титанических усилий была достигнута цель — Россия вошла в число морских держав, но сейчас всё усложнилось. Мы по-прежнему заперты, только уже не на суше, а в пределах Балтики. Голландцы тысячами своих торговых кораблей монополизировали морские перевозки, а англичане своим непобедимым военным флотом диктуют правила и условия для всех корабелов. Сейчас они «учат» Испанию, блокируя Гибралтарский пролив и Эспаньолу. Австрия месяц назад сдалась, не выдержав напора англичан на корабли её Остендской компании. Франция пока ещё в союзе с англичанами и голландцами. Датчане и шведы тоже нас не любят. Так что отстоять своё право выходить в океаны будет адски трудно! Строить сотню линейных кораблей как у англичан не хватит никакого бюджета, да и бессмысленно это без тысяч торговых судов, основания колоний и морских баз. Можно отказаться от дальнейшего развития флота, сосредоточить усилия на внутреннем рынке. Так проще и полезнее для народа и в истории Игоря Семенова так и произошло. Но тогда нужно сокращать объемы производства Адмиралтейства. Принять такое решение и получить недовольство флотских во главе с Апраксиным? Если да, то не раньше, чем Меншиков получит отставку. Но можно попробовать найти относительно недорогое решение, нейтрализующее всю силу английского флота. Вариантом такого решения я считал создание возможной угрозы всей системе их морского владычества по принципу «нас мало, но лучше нас не трогать»! Наличие у нас десятка фрегатов дальнего плаванья где-нибудь в Кольском заливе или в Архангельске станет весомым аргументом, чтобы британские каперы не трогали суда под российским флагом. Англичане могут послать мощную эскадру, чтобы запереть корабли в наших портах, но Баренцево море это не окрестности Кадиса или Санто-Доминго! Льды и северные шторма скоро заставят их уйти и десяток морских волков вырвутся на свободу, парализуя всю морскую торговлю в Аталантике! Разумеется, эти фрегаты получат, в том числе и новое оружие в виде разрабатываемых уже морских мин или мощных тяжёлых гаубиц-карронад, бьющих по настильной траектории. Возможно ещё наличие у них паровых двигателей, но я пока слабо представляю, добьются ли хорошего результата Беэры и достаточно ли этого будет для создания пароходов. В самом лучшем случае это потребует нескольких лет усилий, впрочем, строительство любого корабля тоже занимает три года.
В строительстве кораблей я планировал ввести много новшеств, подняв уровень российского деревянного кораблестроения на сто лет вперед. Меры, которые я планировал в своей папочке «кораблестроение» в моем секретере были следующие:
1. Возобновление строительства военных кораблей на Соломбальской верфи под Архангельском. Замена дуба (который два года надо везти из под Казани) на местную лиственницу везде, где возможно.
2. Смена доктрины кораблестроения «побыстрее» на «максимальное качество». Критерий здесь — возможность продажи другим державам.
3. Строить крытые эллинги, как это уже лет сто делают в Англии.
4. Поручить генерал-фельдцейхмейстеру Гинтеру и генералу Корчмину разработку бомбических орудий больших калибров для стрельбы по настильной траектории