— Дело не в самой свадьбе, а в том, что случится после. Я должен выполнить задуманное еще до того, как муж твоей сестры станет перед людьми и богами моим родичем.
Яромила не поняла его и нахмурилась:
— При чем здесь муж моей сестры? О ком вообще ты говоришь?
— Об Аскольде конунге из Кенугарда. Сейчас мы с ним еще не в родстве, и это удобно. А после нашей свадьбы мы станем родичами, и это сильно осложнит мою задачу.
Лицо Яромилы медленно разгладилось и приняло изумленное выражение. Одд говорил достаточно уклончиво, но она была умна, а к тому же с самого начала их знакомства могла угадывать его мысли.
— Ты собираешься… — пробормотала она и выпрямилась.
— Не надо говорить об этом вслух. Я не хочу, чтобы твои родичи заранее знали о моих широких замыслах. Ведь твой отец и твой брат поклялись не пропускать к Кенугарду дружины с севера. А они — честные люди и выполняют взятые обязательства. Я постараюсь уберечь их от участия в этом деле. И успех зависит от твоего молчания.
Яромила молчала и сейчас, но Одд, обладавший почти нечеловеческой проницательностью, ощущал ее сомнение и неодобрение. Он предложил ей выступить против своего рода, если не делом, то хотя бы в мыслях.
— Твой род не только там. — Не поднимая головы, он слегка кивнул в сторону большой избы. — Твой род — здесь. — Он повернулся и посмотрел на спящего рядом с ними Огника. — Все это нужно ему. Я знаю, ты не ошибешься в выборе. Ты для этого слишком умна, иначе я бы не выбрал бы тебя.
Она ничего не ответила, только глубоко вздохнула. Ее судьба связана с ним, варяжским пришельцем, и она чувствовала, что эта связь стала крепче, чем корни двенадцати поколений, приковывавшие ее к Ладоге и здешней родне.
— И ничего не бойся. — Одд сел на лежанке и обнял свою избранницу за плечи. — Я постараюсь закончить поход побыстрее и успею забрать тебя отсюда раньше, чем все поймут, что мы немного поспешили!
— Я ничего и не боюсь. — Яромила взяла себя в руки и улыбнулась. Она была так счастлива, что он снова с ней, а все остальное казалось неважным. Как бы ни была она сильна, только мужчина рядом делает мир женщины полным и цельным. — Трусливая женщина не годилась бы в матери будущих конунгов, правда?
Глава 15
Город Плесков был славен и примечателен многим. Довольно сказать, что эти земли были заселены людьми словенского языка ранее всех прочих, лежащих восточнее, и что сам Плесков, стольный город западных кривичей, стоял на берегу реки Великой, у слияния с ней Плесковы, уже не менее трех веков. Населяли его сами кривичи, летигола, чудь, попадались и варяги, приходившие сюда через Плесковское озеро из Варяжского моря. Но Стейн хотел повидать Плесков и его земли только по одной причине: здесь предстояло поселиться Велемиле.
Дорога оказалась не близкой: через Волхов до Ильмерь-озера, потом через большую реку Шелонь, текущую в озеро с запада, через ее приток Узу и волок на Дубенку, приток Черехи, а та уже впадала в саму Великую в непосредственной близости от Плескова. Добирались около двух недель, и Стейн, думая о своем, почти пал духом. Когда Велемила поселится на Великой, то он, даже оставаясь в Ладоге, видеть ее сможет очень редко — только если одна сестра соберется в гости к другой по случаю очередных родин.
А будущий муж Велемилы, как оказалось, владел весьма обширными землями, что лишь увеличило досаду Стейна. Еще на Шелони им начали попадаться длинные и круглые курганы кривичей. В поселках, расположенных на самых высоких местах, жители пользовались особым говором, который он начал понемногу отличать. Люди жили здесь давно, поэтому довольно много леса уже вырубили под пашни, и именно этим дружина Одда конунга была обязана тому, что вообще имела случай повидать местных жителей. Многие поселки оказывались брошенными: не зная, что это за дружина из двух сотен человек идет с востока, кривичи на всякий случай разбегались, уводя в лес домочадцев и скотину. Не раз дружине случалось ночевать в «гостеприимно» освобожденных хозяевами домах и пользоваться припасами — иной раз даже похлебка была готова на печи и ложки разложены на столе! Правда, нужды в местном гостеприимстве халейги особо не испытывали: уже шел месяц травень и, хотя ночами еще холодало, закаленные воины могли ночевать под открытым небом без больших неудобств. А в остальном все было как у всех: рубленые избы-полуземлянки, так что иной раз на поверхности виднелась лишь соломенная крыша до крошечное окошко, выдыхающее серый дым, где печки-каменки, где открытые очаги в земляном полу, деревянная утварь, вылепленные руками женщин горшки, делянки среди леса — иные покрытые свежей золой, иные уже вспаханные по прошлогоднему палу и засеянные рожью, ячменем, овсом, горохом, льном. Хлеба не оставалось уже нигде, кормились кривичи рыбой, яйцами, молоком да остатками прошлогодней вялой репы. Одд конунг, ехавший к конунгу кривичей с самыми дружескими намерениями, строго следил за тем, чтобы его люди не причиняли никакого вреда местным жителям, не покушались на убогую утварь и остатки припасов и даже с женщинами, попадавшимися под руку, обходились вежливо.
Стейн в таких случаях оказывался полезен своему новому вождю, поскольку уже очень неплохо знал словенский язык. Без него Одд конунг и его халейги были бы вынуждены объясняться на пальцах, и Стейн порой думал: уж не толмачом ли его взяли? Однако он мог рассчитывать на большее: Вестмар отпустил с ним десять человек из дружины. Больше не сумел — люди были нужны ему самому для похода на Олкогу, но теперь Стейн имел возможность внести заметный вклад в любое затеянное конунгом дело и получить соответственно приличную долю славы и добычи. Принимая его на службу, Одд конунг по обычаю подарил ему меч — не франкский, из Рейнланда, какой имел сам и некоторые из его наиболее прославленных хирдманов, но довольно хороший. Шлем, топор, копье и пара щитов у Стейна были и до того, так что среди халейгов он смотрелся не хуже других.
При помощи Стейна у местных жителей выяснили, что «Вольгаст конунг», иначе князь Волегость Судиславич, находится дома и никуда уезжать вроде бы не собирался. Как рассказывали, прошлой зимой он совершил поход на северо-восток, на поселения племени корелы, выдержал несколько сражений и принудил платить дань — иные из местных мужиков, захваченные на полях возле поселков, сами участвовали в том походе и привезли кто меха для продажи, а кто и пленных для работы. Одд конунг одобрительно кивал, а Стейн старательно скрывал досаду из-за того, что будущий муж Велемилы — столь доблестный воин! Странно — он должен был бы желать ей в будущем богатства и почета, но ему стало бы легче, если бы ее жених оказался разиней! Мысль о том, что со временем она будет не только отнята у него, но и забудет его, полюбит другого, резала как нож.
Выяснилось, что пришельцы недооценили сообразительность и доблесть князя Вольги. Не кто иной, как сам Стейн, в самую сонную предутреннюю стражу охраняя со своим десятком покой спящей дружины, заметил в речном тумане подходящие к мысу лодьи — пять, десять, пятнадцать…
Ночевали в этот раз в поселке на Черехе, расположенном, как и многие здесь, на высоком песчаном холме в окружении соснового бора. Пришли сюда вечером, когда жители сидели по домам, поэтому все оказались захвачены, но обид Одд никому не причинял и расположился на ночлег прямо в бору, приказав раскинуть шатры и развести костры между высокими рыжими стволами.