Женщина прошла к челу русской печи, загремела заслонкой:

— Картофки дам поисть. С утра в печи, горячая. А бабушкой меня не зовите. Война не дала мне внуков пестовать. Оба сына холостыми на фронт ушли да сложили буйные головушки. Мне еще пятьдесят не миновало, а старухой гляжусь. Устинья Федоровна Кудашова я. Полдеревни Кудашовых. А еще Селины.

Она слила в лохань воду и поставила чугунок посередь стола на дощечку.

— Не облуплена картофь, да ладно. Хлебца вот нету. И соль хрушкая, из камня молота.

Андриянов первым потянулся к чугунку.

— Заплутали мы, Устинья Федоровна — пояснил Грищук, осторожно снимая кожуру отросшими ногтями. — Это какая деревня?

— Кая — наша деревня. Кировские мы, на границе живем. Вон с того леса, откуда вышли, коми-пермяки начинаются. Там уж Пермская область пошла до самого Уралу. А мы, значит, вятские, ребята хватские, как в старину говорили. Семеро одного не боимся, а один на один — все котомки отдадим.

Они уплетали горячую картошку и радостно кивали словоохотливой хозяйке, не зная ее намерения задержать их подольше в доме. В это время ее соседки, более молодые и скорые на ногу, Маша Кудашова и Зина Селина уже были на пути в районное село Бисерово с наказом зоркой Устиньи Федоровны — немедля сообщить милицейскому начальнику о трех «дизентирах».

— Лес этот Гиблым пермяки зовут. Не знаю, пошто, только никакая живность в ем не водится, даже воронье стороной облетает. Всего один зверь, сказывали пермяки, тамо живет — Ош. Страшных размеров медведище. Трогать его нельзя, святой Ош вроде. От него, старые пермяки считают, племя людское пошло. Сказка, конешно. Только Ош единовластно хозяйствует в той парме, никому ходу не дает.

Устинья Федоровна, разговаривая, вставала и взглядывала украдкой в окно, уходила на кухню, снова присаживалась на лавку.

Когда чугунок опустел, Андриянов достал из кармана гимнастерки пачку десяток, послюнявил пальцы.

— Не надобно, солдатики, — запротестовала хозяйка, — самим сгодятся. Своя картофь, не куплена, на здоровьичко.

— Нет-нет, возьмите, — вступился Грищук, — хлеба себе купите.

Он толкнул локтем Андриянова, тот положил несколько десяток на край стола. Подумал и еще десятку добавил.

— Теперь скажите нам, Устинья Федоровна, — спросил Грищук, — далеко ли тут до властей. Сельсовет, например, не в этой деревне?

— Какие власти в нашей Кае! — сказала хозяйка. — Колхозная бригада — вся власть. Вам ближе в райцентр податься. Двенадцать верст до Бисерова. Выйдете за деревню, вон в окно видать дорогу-то. Там и мосток через реку Чус. Одна дорога после моста, не заплутаете.

Поблагодарили и заторопились. На крылечке Грищук спохватился:

— Ой, хозяюшка, из памяти вышибло. Какое сегодня число?

— С утра-то шестое было. Шестое июня идет. Чать, контузию имели, солдатики горемычные?

Грищук замер на нижней ступеньке.