Сколько это длилось, Игорь не знал, да и не хотел знать. Выпав из реальности, он пребывал в абсолютной безмятежности, не помня ни о чём: ни о дерзком мальчишки, которого следовало наказать, ни о нависшей над Беловодском опасности, ни о галактической войне.
Растворившись в сверкающих пятнах, он не чувствовал, как его беспомощное тело мешком грохнулось на пол возле ног Никиты. Не слышал ни испуганного вопроса Ленки:
— Он… он умер?!..
Ни небрежного ответа мальчишки:
— Да нет конечно. Он только потерял сознание. Минут через пять придет в себя.
Не чувствовал, как Серёжка и Ромка подняли его с пола и усадили на стул.
Сознание начало возвращаться к Игорю, как и обещал Никита, минут через пять. Сначала возник лёгкий шум, который становился всё громче и громче. Цветные пятна потускнели, сквозь них начал проступать тусклый серый свет, который с прямо на глазах становился все сильнее. А потом вдруг словно кто-то одним мощным рывком сорвал с сознания Игоря этот дурацкий пёстрый занавес, и Мурманцев сразу вспомнил кто он такой и где находится. Вспомнил всё, что было перед тем как он потерял сознание, кроме самого главного: успел ли он нанести удар.
Не успел. Игорь разглядел целого и невредимого Никиту в окружении пионеров, расслышал его голос:
— …Вот и выходит, что на Раде капитан Мурманцев свершил все ошибки, которые можно было совершить. Поставь на его место человека. который сознательно бы делал всё что можно против России, он бы не смог навредить больше, чем Мурманцев.
Самое гнусное: ребята не протестовали. Нет, они не высказывали бурного одобрения, не выражали даже спокойного согласия. Кое-кто даже недовольно хмурился. Но всё равно, они позволяли говорить, они слушали. Слушали эту гнусную клевету на героя Русской Империи и никто, ни один пионер не заткнул негодяя. Да разве это пионеры? Разве это русские?
Ненависть в один момент вскипела в Игоре, он вскочил на ноги и…
Никуда он не вскочил: натренированное тело, всегда послушно выполнявшее всё, что от него требовалось и никогда не подводившее ученика Императорского Лицея Игоря Мурманцева на сей раз отказалось ему повиноваться. Категорически.
Он не смог не то что встать на ноги, а даже оторваться от стула. Мышцы стали словно ватными, да и органы чувств тоже едва-едва работали: взгляд оставался мутным и нечетким, а слова доносились откуда-то очень издалека, сквозь стеной стоявший в ушах мерный гул.
Но они всё-таки доносились, и вместо спасительного безмолвия Игорь был обречен выслушивать рвущий душу в кровь разговор.
— Если уж Мурманцев собрался воевать, то его единственный шанс был в том, чтобы взлететь и расстрелять ултов с орбиты, раз уж у них хватило глупости сесть. Конечно, это победы не гарантировало, но по крайней мере, могло получиться. А когда он заставил свою команду обороняться на земле это уже была безнадёга. Он их практически, на убой поставил.
— Взлетеееееть?! Нас на тактике учили: увидел взлетающий с атмосферной планеты корабль противника — бей, не жалей и не бойся, он как утка на гнезде! Его же из полевых орудий расстрелять можно! — возразил кто-то. Игорь не смел разобрать кто именно.
— Точно, как раз на взлёте-то корабль особенно уязвим. Практически беззащитен, — подтвердил кто-то другой.
— Учили? Да этого «учителя» самого учить надо. Наверное, на таких книгах учился, где закрылки кнопкой впускают. А может ещё и сам подобное писал. Бред редкостный.
— Почему это — «бред»?
— Да потому. Что вообще значит: «уязвим»? Во-первых, степень ущерба при попадании. Чем больше ущерб, тем больше уязвимость. Так?