И теперь, тяжело упираясь ногами в податливый песок и обливаясь потом, Хэй тащил телегу с мешками на себе. Старик размеренно шагал рядом. Продвигались они таким образом не шибко быстро. При этом Мардук о многом нравоучительно размышлял вслух, а Хэй, поначалу вяло отбрехивавшийся, решил до дальнейших указаний поберечь силы и теперь упорно молчал, впитывая любую новую информацию, которая поступала от наставника.
— Понимаешь, — обращался к нему Мардук, — ты, как уже тебе говорил, должен стать крепче, сильнее. Тебе, кстати, сколько лет, не вспомнил?
Хэй отрицательно помотал головой: говорить было для него слишком затруднительно — он берег дыхание и опасался без дела раскрывать и без того пересохший до невозможности рот. Была еще и нешуточная опасность закусить энным количеством песка — уже с полчаса навстречу дул пока слабый, но порывистый и уверенно набиравший силу ветер.
— Ладно, мой милый друг, это сейчас неважно. Так вот, чтобы окрепнуть, тебе требуются солидные нагрузки. Которые я тебе со своей стороны и обеспечиваю. Причем, заметь, я не требую от тебя выполнения каких-то бессмысленных действий. Я же не предлагаю тебе, скажем, таскать ведра с песком из одной точки местности в другую и высыпать, хотя такая возможность и была — я ее обдумывал. Мы выполняем необходимые в нашем нехитром хозяйстве действия, при этом получая двойную выгоду: и урожай зреет, и ты силенок набираешься.
Хэй возмущенно фыркнул и помотал головой, стряхивая капли пота, заливавшие глаза.
— Вижу, ты со мной согласен, — сказал Мардук и, не обращая более внимания на молчаливое возмущение Хэя, утопал вперед, показывая дорогу.
После обеда дела пошли получше: песок сменился растрескавшейся окаменевшей глиной, имевшей неопрятно-бурый цвет, и идти стало полегче.
Стены Карса Хэй увидел в багровых закатных лучах солнца. Мардук, хитро поглядывая на подопечного, поворчал по поводу медлительности Хэя. Тот от такой наглости полностью потерял дар речи и так вытаращил на старого шутника глаза, что появилась опасность того, что те полопаются.
Ночевать решили недалеко от города, внутрь не заходя. Платить за постоялый двор было решительно нечем, поскольку осторожный старик денег с собой принципиально не брал, опасаясь местного ворья, а бартером хозяин гостинцы бы брать не стал. Ночевка на городских улицах была бы делом крайне неприятным: мусор и пищевые отходы зачастую вываливались горожанами и многочисленными гостями Базара прямо на улицах, что при ужасной жаре создавало в пределах городских стен непередаваемое амбре. Мусор убирали только тогда, когда терпеть становилось невмоготу. Делали это добровольные уборщики, то есть объединявшиеся в небольшие отряды городские торговцы, которым, естественно, за столь приятственное действо никто не платил. По этой причине особым рвением эти городские санитары не отличались.
Укладываясь на подстеленном покрывале, стараясь поудобнее умостить на земле уставшее тело, Хэй задумался внезапно о том, что с недавнего времени, его голова стала как-то лучше работать. Что, в первую очередь, было вызвано тем, что стал богаче его лексикон — он продолжал совершенствоваться в изучении местного наречия, а Мардук понемногу начал давать ему уроки интерлингвы, упомянув, что это ему понадобится для общения с людьми из Долин, буде такие попадутся на жизненном пути. И вот теперь Хэй мог значительно лучше и богаче не только описывать, но и воспринимать окружающий его мир. Раньше для многих своих ощущений Хэй просто не смог бы подобрать подходящих слов. Теперь же все значительно упростилось. Мир вокруг словно наполнился новыми красками.
Хотя, конечно, с теперешними нагрузками проще жить не становилось.
Парень хотел еще немного поговорить с Мардуком — усталость была столь сильной, что он никак не мог уснуть от переутомления. Но старик о чем-то размышлял, сидя у костра. Черты его лица в свете пляшущих языков огня заострились, стали жестче. Он стал чем-то напоминать хищную птицу, что высматривает с высоты одинокого путника, чтобы полакомиться. Хэю почему-то подумалось, что в эти минуты старик думает о чем-то неприятном, и решил его не беспокоить.
Он еще некоторое время ворочался, но вскоре все же сумел уснуть. С утра ждали новые заботы, и вряд ли день выдастся менее хлопотным и напряженным, чем этот, потому следовало накопить сил.
С делами поутру покончили довольно быстро. Мардук, к удивлению Хэя, решил несколько потратиться и прикупить кое-что: с десяток мешков муки, столько же сахара, вяленое мясо, овощи — припасы дома подходили к концу. Насчет фруктов можно было не беспокоиться — сад, который Хэй разбил по указанию Мардука, уже скоро должен был начать приносить первые плоды, да и в кладовых еще кое-что оставалось.
Хэй, прикидывая, что и назад ему тащить придется в этом случае ношу ничуть не легче, чем в этот конец, паниковал загодя, потому предложил сторговать у местных погонщиков какой-нибудь тягловый скот. К его удовольствию Мардук согласился.
Расслабившись от того, что снял со своих плеч обязательство тащить такую тяжесть в несусветную даль, да еще и по жаре, Хэй завел со стариком разговор:
— Послушай, Мардук, меня посетила одна мысль. А какой смысл покупать муку здесь, если можно соорудить мельницу и у нас.
— Разумное предложение, однако, чем ты предлагаешь приводить ее в движение? Рядом никаких рек нет, а тот небольшой ручеек, что есть у нас в оазисе не в счет — он слишком мал. Ты же знаешь, мы даже для питья и полива воду берем из-под земли с помощью помпы.
— Это я, разумеется, знаю. Но ведь мы же сейчас договорились, что купим какое-нибудь животное. Его же можно заставить вращать жернова. Как именно, можно придумать.
— Действительно, — Мардук задумался.