Глава 16

Вечерний городской воздух мне нравился своей прохладой — я все же был северным человеком, и мне вечер был приятнее, чем жара, которая царила днем в пустынном городе. Сидя на крыше самого высокого здания в городе, я неспешно и с удовольствием ел приготовленную на вертеле курицу, которую мне пришлось своровать в харчевне. Жирная, вкусная, и такая желанная курочка досталась мне нелегко в этом городе, который я уже ненавидел всей душой. Мне пришлось слиться с тенью и словно вор, проскользнув в сумраке, спрятать в свой мешок чей-то заказ с крайнего стола.

Но я все же оставил пару монет на столе трактирщика, так что оплатил еду, но все же мне в этом городе были не рады. Да и я не радовался тому, что решил проникнуть за его стены, а не продолжил свой путь.

Кхарги были правы, но только отчасти — до города было пять дней пути с их скоростью, а я дошел до города за десять дней. Но это после того, как я на скале, у которой окончилась та охота на меня, пробыл три дня в полной беспомощности, и благодарил богов, что не было ни какой опасности, иначе я просто стал бы либо рабом, либо чьим-то ужином. Платье забрало столько сил, что я не мог пошевелиться в первый день, а стремительная погоня, в которой я был тем, кого догоняют, отразилось на моих мышцах тела, и на ногах особенно. Я на полном серьезе смотрел на свой кинжал, и в полубреду раздумывал о том, смогу ли я им отрезать себе ноги. Ведь мне казалось, только так я смогу унять ту боль, что сейчас царила в моем теле и потихоньку сводила меня с ума.

На второй день мне немного полегчало, и я, проснувшись, убил скорпиона, который решил, что я мертв, и меня можно уже сожрать. Короткая битва, в которой я двумя кинжалами убил членистоногое, слегка помогла мне прийти в себя. А после, поев и попив, я начал разминать свое тело руками, как показывал мне отец — я потихоньку массажировал тело и подвывал на звезду, когда наступила ночь. Третий день я потратил на сборы и стирку платья, и приведение остальных украшений в нормальный вид с особым усердием. Да, эти вещи с удовольствием тянули мои жизненные силы, и даже не чурались моей плоти. Когда я снял кольца и диадему, то увидел, что и они растворили маленькую полоску кожи и, несомненно, питались той энергией, что была в моем теле. Это было конечно неприятно осознавать, что я для них пища, но я все же был благодарен им за то, что они дали мне сил. И я, не собираясь их вскорости надевать на себя, очень тщательно их очищал, словно они могли понять мою заботу в благодарность за их помощь.

Ведь я низкоуровневый, а эти вещи явно предназначены для опытного мага с немаленьким уровнем, и я был благодарен платью и украшениям. За то, что они меня не убили, а помогали, и, кажется, они принимали мою благодарность — украшения сияли и сверкали даже в свете звезд. А платье могло соревноваться с белизной свежевыпавшего снега. Я даже обнял его, вспомнив об Ингрид, и о том, как она может быть прекрасна в нём. А ведь я спасся в схватке с мёртвой королевой лишь благодаря тому, что там, в светлой лечебнице, не один день склонялась надо мной светлый магистр.

Вот так, обняв платье, я и провалился в мир грез, где у меня было все хорошо, и я вернулся в академию и почему то взял и подарил платье Ингрид, от чего у неё вспыхнул милый румянец. И как всегда все портила только белая повязка на глазу.

Ночью я ушел со скалы, неся платье поверх всех вещей, чтобы в случае крайней необходимости накинуть его хотя бы на свою рубашку, надеясь, что оно поможет мне, но до самого города я так и не надел его. А мой путь не был спокойным, правы были родители, что работорговля здесь процветает. И этому способствуют как раз караваны и те, кто хотел бы поживиться их грузом. И, несмотря на то, что я был невольным свидетелем грабежа каравана, я так и не понял кто страшнее — караванщики или бандиты.

Я видел, как на большой караван напал целый отряд воинов, и как находящийся в караване маг сражался с нападавшими на караван бандитами, которых было больше, и там также были маги.

Только вот умений нападающих было недостаточно, их встретили залпом из луков и башенных арбалетов, а караванный маг, оказалось, владел огненной стихии, и была кровавая бойня. А я смотрел с вершин барханов на это глазами, полными ужаса. Я видел фильмы, читал книги, да и сам не был невинным, но та жестокость, что царила в этой схватке, вселяла страх в мою душу. Желтый песок стал багряным от крови, а местами песок превращался в стекло от огня караванного мага. Вонь стаяла страшная. И я, лежа на вершине бархана, смотрел на то, что моя мама называла мелкой стычкой. А отец с улыбкой говорил о таких нападениях бандитов, как о событие, которое разгоняло скуку в длинных переходах.

Огненные шары взрывались в строю бандитов, унося жизни пехоты десятками, а болты усеивали песок, нападающие маги отвечали также ожесточенно. Огромных черепахоподобных тягловых животных разметало на куски, усиленные металлическими пластинами огромные повозки еле выдерживали удары заклятий магов и несколько повозок уже были объяты пламенем. Смрад от горящих тел был не выносим, я видел, как заклинания магов бандитов попадали в женщин и детей, что пытались укрыться около фургонов. И как их кровавые ошметки были разбросаны на десятки метров после попадания заклинания.

Сражение окончилось внезапно после применение караванным магом огненного дождя, который по баллистической траектории ударил со стороны караванщиков. А после того, как сражение окончилось, караванщики брали в плен тех, кто выжил и начал происходить дележ трофеев. Трупы бандитов и их раненых скармливали черепахоподобным тягловым животным. Раненые безумно кричали, когда клювоподобные рты меланхолично поглощали пищу, которую им принесли и положили перед самым ртом. Эти огромные животные сперва любопытно обнюхивали и несмело кусали своих жертв, и только поняв, что это им дана еда, начинали хрустеть костями. Несмотря на то, что их пища была еще живой и кричала, но была связанна, и им оставалось смотреть на то, как их ноги неспешно перегрызали.

Я полу зарывшись в песок был молчаливым наблюдателем того, насколько люди могут быть жестоки, а нападавшие и защищавшиеся были людьми. Над каждым раненым караванщиком склонялся человек и когда он подзывал главу каравана, то происходил спор. А достаточно ли денег у этого человека на лечебное зелье и остальное лечение, и я видел, как двоих членов каравана было решено скормить тягловым животным, которые еще не до конца насытились.

Когда наступила ночь, я по широкой дуге огибал место схватки, слыша, как кричат недоеденные и как насилуют новых рабов их хозяева. И мне что-то подсказывало, что ребенку они будут очень рады в своей вакханалии и поэтому я вновь слился с ночью, стараясь быть не замеченным. Что нападавшие, что шедшие в составе каравана одинаковы, и встреча с ними мне не сулила ничего хорошего.

Увиденное тем днем вселило в мое сердце уверенность, что Кхарги и правда достойный народ, а вот остальные разумные таковы, что мне стоит обходить их стороной. И когда я увидел сады, которые были разбиты около огромного города посреди пустыни, я больше всего уверился в том, что теперь мне придется еще сильнее уходить вдаль по своему пути тени.

Из увиденных мной разумных в этих садах только каждый третий не был рабом, но все равно принадлежал кому-то, как кричала печать на затылке практически каждого встреченного мною разумного. В основном здесь жили люди, и в основном они были рабами, чьими хозяевами также были люди.

В садах около множества оазисов я провел целые сутки без сна, постоянно меняя свое местоположение, так как тут были отряды, которые постоянно искали неместных без печатей и документов. А затеряться здесь было негде — все контролировалось, радовало то, что язык пустынных жителей, оказалось, не настолько сильно отличался от того, который был признан международным, которому обучали в академии, и я мог, хоть и с большими проблемами, но понимать, что говорят местные.