Брать пленных было бесполезно. Это были не люди. Точнее - нелюди. Они не защищались от радиации – им было плевать на собственную жизнь. Их вполне устраивало прожить два три года и умереть от лучевой болезни, главное за эти два-три года вдоволь погулять. Гульба заключалась в рейдах в Москву за «хабаром» - грабились ювелирные магазины, церкви, музеи, а потом радиоактивное добро сбывалось черным перекупщикам в Подмосковье. После Москвы банда шла в рейд по окраинам – грабила, насиловала, пытала, убивала, приносила человеческие жертвы свежепридуманным Древним Богам. Основной идеей объединяющей этих бывших людей стало желание надругаться над собой, миром и другими людьми. Плюнуть Богу в лицо. Поэтому храмы громились с особенным остервенением.

Сейчас бандиты налетели на храм Архангела Михаила, украли все, что можно было украсть, разбили иконостас, испражнились на иконы, а потом подожгли храм. Их примерно так всегда и находили – они все время что-то жгли. То специально, то в алкогольном или наркотическом дурмане.

После налета на храм они двинулись в Тропаревский парк, где остановились табором, чтобы набить животы, посовокупляться и, возможно, кого-нибудь замучить.

Максим лежа наблюдал в ночной бинокль за тем, как они разбивали лагерь – ставили палатки, разжигали костры. Банда была крупная, хорошо прибарахлившаяся на брошенных подмосковных частях и столичных оружейных магазинах. Максим насчитал четыре пулемета, два гранатомета, не менее двадцати РПГ, восемь снайперских карабинов и без счета армейских Никоновых. Ехать в такую компанию на БТРах – верная смерть. Пожгут из РПГшек и все.

Капитан Севастьянов – «Сева», бывший до войны ментом и работавший по Москве с самого начала, решил подождать пока банда, как обычно, не перепьется и не переколется, убрать дозорных, а потом уже уничтожить бандитов застав их врасплох. Максим у капитана пользовался уважением, потому как до Московского округа служил, пусть и недолго, в Камчатском, а там, по выражению Севы «служили реальные крутые пацаны, которые воевали с террорюгами, а не с обдолбанными постами». Бандитов иногда называли «постами» из-за того, что те называли себя постчеловечеством. Москвичи - народ образованный. Ни словечка в простоте. Нет бы просто людей жрать и называть себя людоедами? Ан, нет - постчеловечество. Этой группой командовали двое: здоровяк с татуировками на руках, явно военный лидер – молчаливый, сильный, жестокий, а второй – толстый, старик с выпученными глазами. Старик был пьян и вонюч даже на вид. Судя по всему он был чем-то вроде жреца. Он залезал на поваленные деревья, пни, топтал чужие пожитки и все время читал какие-то стихи, произносил речи. Иногда выступление он заканчивал более или менее необычно:

- Ебаться надо! Надо в жопу! – ревел он и прыгал с возвышения на публику, надеясь поймать хоть кого-нибудь. Иногда это удавалось, иногда нет. Поймав кого-нибудь, все равно мальчишку или девчонку, он пытался отволочь жертву в свою палатку, но у него это плохо получалось в силу опьянения и неуклюжести. Впрочем, недостатком физической силы он не страдал – последнего кандидата (или кандидатку? – там по одежде было не разобрать) он просто оглушил могучим ударом кулака и довершил, наконец, путь до палатки. Через некоторое время палатка начала раскачиваться и рычать.

- Нравы на уровне простейших млекопитающих.

Сева, тоже смотревший в бинокль всю сцену с самого начала, мрачно спросил:

- А тебе не кажется, что тут что-то не так?

- Мягко говоря, тут все не так. Вообще - все.

- Нет, я не это имею в виду. Ты заметил, что большая часть банды – процентов семьдесят – несовершеннолетние?

- Да, ну?

- Точно.

Максим снова взялся за бинокль и через некоторое время был вынужден признать правоту Севы.

- Что делать?