-
Но однажды на балу у графини Мэддок, втором по значимости после увеселений, устраиваемых самим лордом Малфоем, любовники прошлись в сносящем крышу, бунтовском галопе, да так ладно и согласно, словно разучивали его накануне целую ночь. В последнем герцог Сплито-Далматинский был более, чем не уверен. Скорее всего, они трахались, как кролики. А прошло ведь уже три недели, но новая любовь не надоела Малфою. Обычно, если такое происходило, то роман лорда Люциуса растягивался на несколько месяцев, максимум, до полугода. Но это же так долго! Просто уму «нерастяжимо»!..
… Ремус впервые в жизни был по-настоящему счастлив. И, хоть его и доставали порой до печёнок едкие замечания, как оказалось, весьма острой на язычок супруги, он не думал разрывать внезапно вспыхнувшую, как сверхновая в отдалённой галактике, великую любовь с Люцем. Он не забывал предсказаний герцогини, пусть, как ей нравится, графини Валенси, правда, вспоминая о них только на извечной дороге из Хогсмида в Хогвартс, в неприятном ожидании встречи со своим «эрзацем» в паскудных, семейных апартаментах. Да и располагались грёбанные комнаты по нравному требованию Луны, в её башенке.
Башенка была ей давно расширена за счёт четвёртого измерения, и показалась мужу весьма вместительной. Правда, на работу господину Директору приходилось спускаться из-под крыши одной из самых высоких башен Хогвартса, пристроенных во время царства поздней готики, на второй этаж, где располагался его кабинет и смежный с ним кабинет супруги. Луна была занята в нём весь рабочий день, кроме того времени, когда она вела уроки Прорицания.
Весь преподавательский состав был укомплектован, кроме профессора ЗОТИ из-за излишне высоких требований Ремуса к кандидатурам, взятым лишь на пол-месячный испытательный срок, что было вообще нововведением господина Директора. Такое практиковалось впервые в истории Хогвартса. Обычно профессоров нанимали на полный учебный год, и только по его истечении делали вывод о профпригодности оного или оной.
Но Рему, только начавшему перебирать многочисленные кандидатуры, пришлось смириться со второй из-за нехватки времени. В связи с наступившими экзаменами, сначала С. О. В., а потом и Т. Р. И. Т. О. Н., он застопорился на кандидатуре, принятой в начале мая, ещё до знаменательной ночи с шестого на седьмое мая, Аугустусе Нобелиусе Крафте, который, с предвзятой точки зрения господина Директора, не удовлетворял всем требованиям к занимаемой должности.
Но и экзамены прошли мимо Люпина, увлечённого любовью и ободрённого относительным спокойствием на домашнем фронте.
Луна и не думала ни с кем изменять супругу. Но она по-прежнему оставалась страшно неудовлётворённой, Ремусу приходилось буквально отрывать от живого, и спать с ней ночи две в неделю. Миссис Люпин так заезжала загулявшего в бомонде с кем-то из дам мистера Люпина, что ему теперь требовалась очень долгая прелюдия, чтобы возбудиться на любовные подвиги с возлюбленным мужчиной.
А Прорицательница была уверена, что это именно дама, но не видела в этом увлечении супруга ничего плохого. Наоборот, он налаживает такие необходимые для горячо любимой школы связи в высшем свете!
Ни погадать на рунах, ни проследить за галочьей стаей женщине просто не приходило в голову.
Глава 86.
А в прелюдиях, наполненных ласками и поцелуями, Люциус не отказывал своему любовнику, зато сходились они, пылкие и страстные, соединяясь в тело единое. И уже не важно было, кто вверху, а кто внизу, влияние маггловской, неведомой, мистической звезды Давида давало знать о себе. Любовников, казалось бы, нельзя ни расцепить никакими крючьями, ни разлепить заклинаниями, даже такими страшными, черномагическими, которые, видимо, не знакомы и их всезнающей, общей, исподволь сцементировавшей связи. Мужчины долго не решались заговорить об этом маге, не доступном никому из них, о Северусе. А как разговорились, решили вознести общую молитву Мерлину всеблагому и Моргане пресветлой, «да исчезнет он ровно на год, не больше». И стало обоим разом как-то благостно и легко, а после о волновавшем их мужчине вновь забылось само собой. Надо же любить друга, пока есть порох, и они горячи, а не бесплодно размышлять о пропавших без вести…
Если бы не экзамены, любовники не разлучались вовсе. В который раз влюблённому Люциусу оставалось вглядываться в наполненные пламенной любовью и неутолимой страстью глаза оборотня, до странности напоминавшие обычные, человеческие. Но раздумывать некогда, ведь эти переглядывания приходились на ранние, поспешные завтраки.
Как ни крути, а Рему нужно было принимать результаты экзаменов и проверочных работ и своевременно отправлять сведения в Министерство магии, в Отдел Надзора за Учебным Процессом, а в ответ получать длинные свитки пергамента с нотациями «начинающему господину Директору такого уважаемого учебного заведения, как школа волшебства и магии «Хогвартс».
Но ни экзамены, ни требующая внимания сексуального толка супруга, ни нравоучения ОНУП не мешали любящим мужчинам проводить почти каждую ночь вместе, переплетаясь в невообразимые кривые страсти. И доходили они до таких высот, что душами уносились на небеса, населённые какими-то духами бесплотными. Те шарахались от них, как от прокажённых.
Так редко попадали к этим духам грязные, человеческие души, что бедным бесплотным существам оставалось лишь разбегались в панике. Духи даже вовсю вопили, как могли, ультразвуком, поэтому после неземного путешествия болью отдавало в неразумных головах смертных проходимцев. Однако после многих занятий любовью и забитые ватой уши забывались, хотелось хоть немного поспать.
Ополоумевший от очередного любовника лорд Малфой всё чаще предлагал ему овладеть собой. Мастерство загадочного оборотня росло не по дням, а по часам. Сначала он двигался в любимом слегка неуверенно, но очень скоро перешёл на мощные, захватывающие дух толчки, входя в Люца на всю длину члена, по самые яички, и выходя из него, чтобы совершить новый, ещё более мощный рывок внутрь, в горячее, но такое раздроченное, широкое тело.
Оба не забывали ласкать тело любовника, нет, уже любимого, находясь прямо в нём. Это же так изысканно и возбуждающе превращает тело в ещё один источник наслаждения!
Для мистера Люпина всё было в новинку, для сэра Малфоя такая обходительность была очередной выстраданной, заслуженной, но, как всегда, приятной. В конце концов, на то он и светский лев, чтобы не слишком терять голову даже от такой неожиданной, прямо говоря, уникальной находки, этого милого, всё более умелого и ласкучего волчка.
Разумеется, оба кончали одновременно, подстроившись друг под друга, и в этом была своя невыносимая лёгкость бытия. Всю ночь они, как заведённые, неистово любили. Любили так сильно и много, что засыпали, обнявшись, только к раннему утру, истомившись страстью. А через три часа нужно вставать и торопливо заглатывать плотный, по обычаю дома Малфоев, первый для Люциуса завтрак.