В эту минуту перед ним возникли двое каких-то незнакомцев.

— Что вы сказали? — спросил один из них.

— Тут сейчас в трюм провалился человек!

— Ничего, — возразил тот — Один из люков плохо закреплен, вот и все!

— Но он, может быть, ушибся, и я хочу…

— Несколько легких ушибов. Что за важность! Фельдшер займется им! А вам не угодно ли вернуться в свою каюту, так как ночь будет скверная.

Эта, в сущности, вежливая просьба была произнесена тоном, не допускавшим возражений. Жак не мог не заметить этого.

В первое мгновение он хотел было возразить, но тут ему пришли на ум последние слова Эксюпера. Ему необходимо было остаться одному, чтобы все обдумать.

— Я повинуюсь, — хладнокровно отвечал он.

И с этими словами Жак направился к лестнице, ведущей в отведенную ему каюту в кормовой части судна.

Но едва ступив на первую ступеньку, он внезапно оглянулся.

— Милостивый государь, — сказал он, — вы отвечаете мне, по крайней мере, что никакое несчастье не угрожает господину Эксюперу?

— Даю вам слово, — ответил тот с иронической усмешкой.

Жак отправился в свою каюту. Через минуту ее дверь закрылась за ним, и он слышал, как ее запирали снаружи железным засовом.

Зачем это держали его, как арестанта? Неужели боялись, что он убежит? Но куда же, разве море, его окружавшее, не было самой надежной и непреодолимой преградой?

Да и к чему бежать? Ведь он с радостью принял предложения, переданные ему почтенным Маладреттом.

Мысль об искуплении ошибок прошлого трудом и риском была так заманчива, что Жак даже и не думал вдаваться в подробности.

Маладретт внушал ему доверие. Широкое, исполненное надежд поприще, открывавшееся перед ним, неудержимо влекло его вперед.

Он находил весьма вероятным это помилование при определенных условиях. К тому же, разве тот, кого считал он хозяином судна, отрицал, что во всем этом был только исполнителем воли маркизы де Фаверей?

Одного этого имени достаточно было для Жака, чтобы мигом рассеять все сомнения. Этим же именем опровергал он подозрения, по временам возникавшие у него.