Чёрта с два!

– Там пирог остался. Я заверну, если не мать, хоть брата угостишь.

– Не нужно, – Лихо смотрит задумчиво так, словно видит впервые. Словно нет кроме нас ни родных, никого. – Ромке тоже нельзя, у брата аллергия на орехи.

– Понятно...

Капюшон отпустила, а взгляд оторвать не могу. Прощаюсь... задержать хочу – не знаю.

– Спасибо ещё раз, – бормочет он отчего-то невнятно, завязывая шнурки на зимних кедах.

У меня в который раз за последние полчаса болезненно сжимается сердце.

– Погоди-ка, парнишка, – встревает отец. – а что это у тебя торчит из кармана?

– Где? – напряжённо уточняет Матвей, разгибаясь. Из кармана тонюсенькой чёрной куртки действительно выглядывает кожаный ремешок.

– Да вот же, – на отцовской ладони появляются наручные часы. Папины титановые часы с именной гравировкой на обратной стороне циферблата. – Ах ты сучёнок неблагодарный!

– Стойте...

Но договорить Матвею не суждено. Отец в гневе просто неуправляем.

– Папочка! Не смей! – оттолкнув в сторону опешившую мать, Лизка босиком в одних колготках выбегает вслед за ними на лестничную площадку. – Вера, пусти. Ты не понимаешь! Не мог он... Не мог!

С мрачной решимостью, заталкиваю брыкающуюся сестру в квартиру. Мог, не мог – разницы никакой. Если не поторопиться, отец спустит его со ступенек. Спиртное и вспыльчивость опасная смесь. Всучив Лизку маме, кидаюсь к отцу, но опаздываю буквально на долю секунды. От мощного удара в челюсть Матвея отбрасывает спиной на перила, откуда парень почти сразу валится на ступеньки. Повезло, голову успел закрыть руками.

– Хватит. Ты убьёшь его, – твёрдо говорю, глядя в красное от гнева лицо родителя. Чтобы продолжить расправу, ему придётся меня отшвырнуть, но любой папин выбор неизменно решается в мою пользу. Вот и сейчас он медленно выдыхает и с отвращением сплёвывает под ноги привалившемуся к стене Матвею.

– Ещё раз увижу рядом с моей дочерью – добью, – глухо рявкает отец.

Можно не сомневаться, так оно и будет.

Лихо, молча ухмыляется ему в спину, стирая основанием ладони бегущую из носа кровь. Затем переводит полный дикой злобы взгляд на меня и, оттолкнувшись от стены, медленно разгибается во весь свой немаленький рост.

– Сюда иди.

– Катись к чёрту, – пячусь назад, отчётливо понимая, что подбросив ему эти часы, подписала себе приговор. Понятия не имею какой именно, но точно малоприятный.