Волосы, которые в прошлую нашу встречу показались мне чёрными как смоль, в свете лампы отливают шоколадным оттенком и постоянно спадают на правый глаз, вынуждая парня зачёсывать их назад, а меня – ощущать покалывание в ладонях от воспоминаний какие они мягкие на ощупь. Конечно, семейный ужин не лучшее место для детального осмотра случайного любовника, но есть в нём что-то такое, что притягивает моё внимание снова и снова.

Матвей успевает отвешивать комплименты маминым салатам, Лизкиным достижениям в учёбе и живо интересуется коллекцией отцовских охотничьих трофеев, при всём при том упорно избегая задерживать на мне взгляд и тщательно фильтруя свою речь на предмет жаргонных словечек. О себе говорит с неохотой – отца похоронил, мать-диабетик работает вахтёршей в театре, есть брат восьмиклассник, собственно, на этом всё.

– Матвей, а сам ты работаешь, учишься? – всё-таки побеждает мамин прагматизм.

– Я будущий юрист, – коротко улыбается он, но затем зловеще хрустит суставом указательного пальца, когда я, не сдержавшись, выдаю нечто среднее между ядовитым смешком и откровенным фырканьем. Ну да, знание законов порядком упрощает их нарушение. – Извините, я выйду в подъезд, покурю?

– Не нужно, – великодушно отмахивается разомлевший от сытного ужина отец. – у нас в семье не курят, но ты можешь воспользоваться форточкой на кухне. Первая дверь справа.

– Сиди, я покажу, – опережаю, порывающуюся встать маму. Вмешательства Лизки можно не опасаться, не сунется она при родителях никотином дышать. – Заодно пирог проверю.

Пусть гад даже не надеется, что можно так запросто натоптать на стороне, а затем спокойненько спрятать под рубашкой следы на спине и заявиться в наш дом, чтобы как ни в чём бывало заливать о своих трогательных отношениях с Лизой. Не прокатит.

Принятое решение озарило меня с внезапностью первых месячных, поэтому едва оказавшись наедине, беру быка за рога, а вернее Лихо за грудки, не давая себе секунды на то, чтобы растерять запал. Достало быть для всех хорошей, хвалённая вежливость ни черта не работает, а если и работает, то исключительно против меня.

– Надеюсь мне не нужно объяснять почему ты сейчас же под любым предлогом свалишь из нашей жизни?

Скептически вскинув бровь, Лихо небрежно стряхивает мои руки и поворачивается спиной. Открывает форточку.

– Зря надеешься, объяснить всё-таки придётся. Видишь ли, рядом с такими горячими Снегурочками я безнадёжно тупею – мозги то ли морозит, то ли плавит, никак не соображу.

Я раздражённо передёргиваю плечами в надежде стряхнуть с себя ауру его непробиваемой вседозволенности. Захотел – отнял чужое, захотел – облапал, захотел – дурака валяет. Аж колотит всю, какой там приличия блюсти! Такому отребью можно объяснить только популярно.

– Послушай, Мася, поясню как для отсталых – ближе сестры у меня никого, и получишь ты её только через мой труп. А теперь прощай. Дверь знаешь где.

– Подожди, валенки зашнурую, – язвительно ухмыляется Лихо, закуривая сигарету. – Ещё пожелания будут? Ах, да! Не останавливаться и не забывать про защиту, – не меняя насмешливого тона, выдыхает он вместе с дымом в форточку и продолжает неожиданно злым голосом: – Встань в очередь, сладкая, будешь третьей после близняшек из стрип-клуба. Хотела бонусов – нужно было хотя бы пожелать мне доброе утро.

Слышать такой откровенный стёб в свой адрес практика для меня новая настолько, что я невольно испытываю к себе что-то сродни презрению. Надо же было единственный раз оступиться, и тот о сказочного кретина. Ан нет... уже второй получается, пальма первенства всё ещё за Сашкой. Тревожная закономерность, но со своей жизнью я разберусь чуть позже. Сейчас в приоритете моя пришибленная амуром сестра.

– Так вот и катился бы к своим танцовщицам. Лизка тебе на что?

– Не поверишь – встречаться, – выдает он, окидывая меня удручённым взглядом, каким обычно препод смотрит на безнадёжного студента. – Чтобы тебе было понятней, встречаться – это не когда знакомишься уже в койке, а сначала ходишь с этим человеком в кино, гуляешь по парку, замочки всякие вешаешь на мосту. Слышала про такое, нет?

Протяжно выдыхаю, напоминая себе о нецелесообразности вестись на провокации. Подонка моя беспомощность откровенно забавляет, а на кону сейчас вещи посерьёзней уязвлённой гордости.

– Лизка несовершеннолетняя, – цежу с дружелюбием ощерившегося питбуля. – Хоть пальцем её тронь, и я тебя, падаль, засажу.

– Гонор сбавь, красавица, – предостерегающе щурится Матвей, с видимым наслаждением наблюдая за тем, как у меня дёргается глаз. – Когда ей должно стукнуть восемнадцать – в начале апреля? Так я подожду, а потом хрена ты мне что сделаешь, максимум упадёшь на него разок по старой памяти.