– Как его зовут? – тихо заговаривает Матвей, заставляя меня нервно сглотнуть. Не к добру это затишье, но мысли тяжёлые, неповоротливые сейчас не в состоянии уловить подвох.

– Артём. В честь прадеда, – быстро добавляю, будто в попытке оправдать свой выбор.

Не знаю зачем, наверное, чтобы убедиться в одобрении смотрю ему в глаза и понимаю, что у нас обоих потихоньку начинают сдавать нервы. Вот-вот рванёт, время на секунды.

– Отчество какое?

Оказывается, словами можно бить наотмашь... тихими, свинцовыми, ёмкими словами...

– Матвеевич, – снова тяну руки к Тёме, и снова безрезультатно.

– Хорошо, – переводит он взгляд куда-то мне за спину. – Спать будет долго?

– Часа полтора-два, не меньше, – грустно улыбаюсь, заметив, как он непроизвольно поглаживает большим пальцем плечо причмокнувшего сына. – Он ещё соня совсем.

Короткая улыбка, адресованная не мне, но Тёме, сжимает сердце щемящей материнской гордостью. Однако последующие слова Лиховского расставляют всё по своим местам, напоминая, кто он на самом деле и что.

– Ей можно доверить ребёнка? Прогуляю тебя как следует.

– А ты не много ли на себя берёшь? – нервно смеюсь, расправляя плечи.

– Брось, – ухмыляется он, передавая Тёму взволнованно переступающей с ноги на ногу Тамаре и, дождавшись, когда та исчезнет с нашим сыном в дверном проёме, резко разворачивает меня спиной к себе. – Ты ведь не надеялась, что обман так просто сойдёт тебе с рук?

Негодование выбивает воздух из лёгких почище прижатого к моему горлу предплечья. Под давлением крепкой руки не то что сглотнуть не получается – слова еле проталкиваются, царапая гортань задушенным хрипом.

– Обман? Не заговаривайся, Лиховский. Врал только ты. Я всего-то развязала тебе руки. Смотрю прилично награбил. Приоделся, машину купил. Радуйся, сволочь. Только подальше от нас.

– А кто, глядя этими огромными невинными глазами мне в лицо, заливал, что Беда ошибся? Что никакой беременности нет в помине? Чего молчала, спрашиваю? У нас же тогда ещё хорошо всё было. Почему не сказала – ломала голову, оставить или нет? Ты не охренела ли решать за нас троих?

Помертвев, слушаю его бредни, понимая, что ничего и никак уже не докажу. А он резко отпускает моё горло и как мешок картошки перекидывает через плечо.

– Я в тот день только узнала, – молочу руками по широкой спине, с ужасом понимая, что он прямиком через огород несёт меня к озеру. И явно не для того, чтобы позагорать на берегу. – Лиховский, отпусти меня! Совсем с катушек съехал?

– Лучше молчи. Потому что я тебя, суку, задушить готов. Но ты нужна сыну. Ты мне нужна. Я эти жалкие полтора часа ждал почти два года.