– Я не знаю.

– Это не ответ.

– В отчетах четко указано – поместить артефакты рядом с испытуемыми, так, чтобы образцы соприкасались с кожей, – нервно сказал Иван. – Других указаний нет. Что мы делали не так?

– А в эксперименте с крысами… сейчас… вы сбривали им шерсть? – спросил Лазарев.

– Да, специальным триммером для стрижки кошек! – Ваня раздосадованно махнул рукой. – Да ладно крысы – у людей-то с этим проблем нет. Они могут артефакты в ладонях держать. Но не действует же, Дмитрий Владимирович!

Лазарев привычным жестом передвинул очки на хмурый лоб, потер оставленный ими на переносице красный след. Вернув очки на место, продолжая хмуриться, отхлебнул горячего чая из кружки.

– Знаешь, что я думаю, Ваня? – наконец сказал он. – Боровой нам не все рассказал. Точнее, он умолчал о том, как активировать артефакты, в своих отчетах. Чтобы его славу никто не украл. Может быть, он способ даже патентовать собирался. Такое от него можно ожидать после тех разговоров о Нобелевской премии и об озолочении из-за открытия. И ни с кем он этим секретом делиться не собирался.

– Пойдемте к нему. Спросим, – сказал Ваня, с грохотом поставив свою кружку на стол.

– Ты думаешь, расскажет?

– Может быть, захочет смягчить свою вину и будет содействовать.

– Хорошо ты о нем думаешь. Нет, он торговаться будет. А торговаться с ним нельзя. Но… пойдем спросим. Чем черт не шутит.

Профессор допил чай. Они вышли из администрации, дошли до небольшого здания, занимаемого службой безопасности Института. Дежурный проводил их в камеру, где содержался Боровой.

Бывший директор Института встретил гостей неприязненно.

– Почему меня до сих пор держат здесь, в ужасных условиях, и не переводят отсюда?! – с возмущением сказал Боровой, буравя Лазарева взглядом. – Я вам не вор-рецидивист!

– Но и далеко не святой, Максим Денисович. А куда вы собрались отсюда? – поинтересовался профессор. – Надеетесь без нашего надзора найти адвокатов и друзей в научной среде, которые бы за вас похлопотали? Против вас выдвинуты очень серьезные обвинения.

Боровой чуть остыл, но продолжал злобно таращиться на профессора. Бывший директор моментально понял, в чем дело.

– Так-так-так. Что-то подсказывает, что вы хотите меня о чем-то спросить. Или даже договориться. Неужели вы готовы сотрудничать со мной? – Он неприятно усмехнулся. – Со «слезами», видимо, ничего не получается? А вы поплачьте тут, вдруг заработают!

Иван многозначительно посмотрел на профессора.

– Мы хотели вас спросить, зачем вы Одноногого убрали? – зашел издалека Абрамов. – У вас была уникальная возможность продемонстрировать миру первый в истории случай регенерации конечности.

– Одноногий умер? Вот как? Так ты еще докажи, что я имею к этому какое-то отношение, Ванечка.